Черная тропа

Между нами произошел бурный разговор. Странно, что он не завершился дракой. Я сказал Морину, что, если он предлагает мне все это всерьез, мой долг — обратиться в органы госбезопасности. Он засмеялся и достал из кармана бутылку вина. Я не захотел с ним пить.

«А еще называешься фронтовым товарищем! — упрекнул он. — Неужели ты не понимаешь шуток?»

Теперь я ему не верю. Я вижу единственный выход: пойти и рассказать все о себе и о нем, просить наказания или смягчения судьбы.

Дорогая Лиза! Извини меня за слово «дорогая»… Не сомневаюсь, что ты прочтешь его с гневом. Но ты для меня действительно самый дорогой на свете человек. Мысль о тебе и о нашей светлой дружбе придает мне силы сделать этот решительный шаг».

Полковник отложил письмо, вышел из-за стола, сел на стул рядом с Лизой, легко прикоснулся к ее руке.

— Ты считаешь себя виноватой в том, что сразу же не просмотрела книгу?

Девушка чуть слышно прошептала:

— Да…

— Но помнишь, еще тогда ты сказала мне о книге? И я тоже не придал этому значения. Поистине: век живи, век учись… Очевидно, мы оба виноваты, Лиза, и я в большей степени.

Они помолчали некоторое время.

— Будь сильной, девочка, — мягко сказал Алексей Петрович и проводил ее до двери.

В течение дня Павленко больше не получал каких-либо важных сообщений. Только в конце заводской рабочей смены позвонил Алексеев и сказал, что у Морева заболела сестра, и он просил у завгара разрешения воспользоваться заводской машиной, чтобы навестить ее в селе, расположенном в двадцати километрах от города, в четверг, в первой половине дня. Завгар ответил ему, что должен подумать, и, тайком посоветовавшись с Алексеевым, дал разрешение.

* * *

Продумав предстоящую операцию, Василий Бутенко решил, что для успешного исхода ему вполне достаточно двух помощников. Капитан Алексеев и лейтенант Цымбалюк были польщены и обрадованы, когда Бутенко сказал, что берет их для завершения «дела Морева, «святого отца» и К°».

Наблюдатели сообщили, что на улице Крутой, в доме № 17, — полное затишье. К монашке Евфросинии в среду никто не приходил. Никто не появлялся и в доме № 3, а старик Сергей Никитич Матюшко превосходно устроился в отдельной палате пригородного дома отдыха. Морев находился в гараже и никуда не выезжал, так как завгар поручил ему какую-то неотложную работу на месте. Вакуленко вовремя явилась на службу в конструкторский отдел, вела себя тихо и скромно, однако заметно нервничала. Из ее квартиры в доме «Металлист» никто не выходил, — очевидно, «святой» был уверен в надежности своего укрытия.

Перед вечером Бутенко взял такси и вместе с лейтенантом Цымбалюком выехал на окраину города. Здесь они отпустили такси, «проголосовали», и грузовая машина довезла их до Старого леса. Алексеев остался наблюдать за квартирой Вакуленко, превратившись уже в шофера потрепанного «оппеля».

Старый лес начинался в двадцати пяти километрах от города: по взгоркам, по разлогим балкам, по берегам извилистой, с глинистыми колдобинами речонки рос берест, густой дубняк, ольха, клен, колючий боярышник и мелкий орешник. Когда-то здесь вздымались могучие, в три обхвата, дубы, но теперь от них остались кое-где только черные прогнившие пни да ямы на местах раскорчевки.

В густой и сырой чащобе водился барсук; отлогие каменистые склоны берега облюбовала лисица; говорили, что где-то в непролазном кустарнике прятался волк.

За Старым лесом хранилась недобрая слава: в гражданскую войну здесь укрывалась кулацкая банда, которая чинила налеты и грабежи; в пору немецко-фашистской оккупации гестаповцы увозили сюда обреченных. Память об этих событиях в народе была свежа, нередко она облекалась самыми мрачными версиями, и неудивительно, что вблизи леса никто не селился: место мрачное, да к тому же и неудобное — все овраги, балки, тощая земля.

В этот вечер на майора Бутенко Старый лес произвел совсем иное впечатление. Было так приятно дышать сладковатым настоем трав и листвы, слушать птичьи голоса, шорохи, настороженный хруст валежника…

Бутенко условился с Алексеевым, что, как только тройка прибудет в лес, капитан промчится на своем «оппеле» и, проезжая через мостик на изгибе речки, даст сиреной три коротких сигнала.

Место для наблюдения за лесом и дорогой они выбрали на пригорке, где чернел обветшалый сторожевой курень прошлогодней колхозной бахчи. Лесная опушка начиналась в полусотне шагов от куреня, а проселочная дорога, довольно ровная и накатанная, проходила по склону в двух сотнях метров.

Так хорошо было растянуться на охапке слежалой соломы, чувствовать теплое дыхание земли, ощущать ласковое прикосновение ветра, слушать жужжание запоздалой пчелы, смотреть на ясное, мирное небо, улавливая первые проблески звезд. Как-то не верилось Бутенко — не вязалось с окружающим добрым покоем, — что где-то близко, избегая встреч с людьми, крадется по-волчьи тайными черными тропами враг, хитрый, коварный и беспощадный.