Черная царевна

Мертвецы послушно выполняли все ее требования, нечувствительные к боли и усталости. Очистить стебли от листьев, оббить, сделать мягче, разделить на тонкие полосы, связать основу на станке, начать плести. Раз за разом. Раз за разом… Сколько она повторила один и тот же порядок действий, размноженный на три сотни послушных слуг, чародейка не могла сосчитать. Она стояла посредине зала, поднимала и опускала руки, вязала воображаемые узлы, шептала заклинания снова и снова. От магии, черной и белой, по стенам, карнизам, по медным люстрам разбегались синие молнии, наполняя зал запахом грозы. Волшебство, бегущее по венам, делало ее выносливее любого человека, наполняло силой, давало обманчивое ощущение всемогущества, но шли часы, и даже магия уже не могла поддерживать ее. Надя чувствовала, что сейчас упадет, но показывать слабость было нельзя. Серые от страха и отвращения, рыцари Ордена Доблести не покидали зал.

Она не заметила, как прошли пять часов. Из оцепенения ее вывел голос Янека Эльзанта:

— Все готово, ваше высочество.

Надя повернулась к нему и увидела, что он протягивает ей флягу с водой.

— Попейте.

Только сейчас она поняла, как ее мучает жажда. Чародейка жадно приникла к горлышку, выпила больше половины и протянула капитану. Руки дрожали. Он взял у нее флягу и незаметно положил в ладонь сложенный вчетверо лист бумаги. Надя улыбнулась.

Зимой в Варте темнело рано. Было начало четвертого пополудни, но солнце на улице уже приблизилось к горизонту. Воздух за окнами посинел. В бальном зале похолодало. Работа уже была наполовину выполнена. Надя нарочно не заканчивала плести скатерти. Боялась, что Любомир прикажет забирать у нее готовые артефакты.

Она взяла из рук капитана лист бумаги, развернула его, встряхнула перед собой, как простынь, стряхивая с него написанные чернилами имена. Синие вязи букв, легкие как пух, поднялись к потолку и растаяли. Воздух в комнате наполнился сливовым сиянием. Надя улыбнулась, отпустила лист бумаги, взмахнула руками, как дирижер перед оркестром. Незаконченные скатерти пропитывались синью, на них загорались выведенные синим имена. На каждой — свои.

Оставалось закончить работу, но сил больше не было.

Мертвецы все чаще и чаще останавливались. Смотрели на нее. Ждали. И солдаты поняли, что чародейка слабеет. Они все чаще переглядывались, вопросительно смотрели на капитана Эльзанта. Янек оставался невозмутимым. Он приказал принести Наде ужин, но есть она не могла. Еще дважды чародейка останавливалась, чтобы попить. Из носа потекла кровь, но если бы не Янек, подавший платок, она даже не заметила бы этого.

За окнами совсем стемнело. Караул сменился. Работа продолжалась.

Свою куклу Надя сплела сама. Свернула травяной жгут пополам, обвязала собственными волосами. Спрятала в кармане фартука.

К десяти часам работа была закончена.

— Как это действует? — спросил Янек.

От усталости у него, как и у Нади, под глазами легли тени.

— Вы что, капитан, в детстве сказок не читали?

Она трижды ударила по скатерти костяшками пальцев.

— Коньяку капитану!

На скатерти появилась рюмка коньяка. Капитан присвистнул, а Надя рассмеялась.

— Теперь мне пора увидеться с сестрой.

Это были самые длинные семнадцать часов в ее жизни, и они еще не закончились. Увидеться с Василисой она должна была раньше, чем Любомир поймет, что скатерти неподвластны ему. Через три часа они растворятся в воздухе сокровищницы, чтобы оказаться в домах тех, кому предназначались. Отныне так будет всегда. Сплетенные Надей скатерти нельзя уничтожить, нельзя украсть или продать. Они созданы с одной целью — накормить горожан Варты, и никто в мире не сможет использовать их иначе.

Младшую царевну привезли в Черную башню к одиннадцати часам ночи. В дверь постучали. Надя отложила книгу и тяжело поднялась с кровати навстречу гостье. Осталось потерпеть полчаса, и она сможет отдохнуть.

Василису сопровождала Любава Когут. Сержант остановилась в дверях, удостоив Надю ненавидящим взглядом. Младшая царевна на сестру не взглянула. Она прошла по комнате, презрительно рассматривая скудную обстановку. Провела пальцем по столу, все еще запыленному остатками муки, усмехнулась и осталась стоять, сложив руки на животе.

— Вы хотели видеть меня, сестра?

Василиса не изменилась за этот год. Все такая же красивая девушка, голубоглазая, русоволосая, с очаровательными ямочками на щеках. В своей обманчивой миловидности она была похожа на лесное озеро: живописное, прелестное, но никто не скажет, что на дне. Минуту сестры смотрели друг другу в глаза. Ни одна не желала уступать.

Надя почти поверила, что Василиса не боится, но затем увидела, как дрожат ее руки. Сестра боялась, а значит, верила во все, что говорили о Черной царевне.

Наверное, Надя должна была долго думать об этом, пережевывать боль и разочарование, рассматривать с разных сторон, но у нее не было ни сил, ни времени нести в себе обиду. Слишком много нужно было сделать.

Василиса подала знак, и Любава поставила на письменный стол ларец. Затем сержант снова заняла место у двери, откуда пристально наблюдала за разговором сестер.