Черная вдова

- Ох, чует мое сердце, придется поломать голову с этим делом.

Глеб проснулся в начале одиннадцатого. Он даже не слышал, как ушла жена. Сон у Глеба был чуткий. Его всегда раздражал по утрам скрип дверей, возня Лены у трельяжа. А тут - не помнит ни звука.

Легли они в четыре часа, и Глеб словно провалился в бездну.

В спальню лился яркий солнечный свет. В комнате стоял запах французской туалетной воды.

Глеб босиком пошел в ванную комнату. Привычка ходить по дому босиком осталась с детства.

Чувствовал он себя разбитым после кошмарной ночи. Полез под душ, пуская попеременно то горячую, то холодную воду - это всегда отлично помогало.

Действительно, контрастный душ взбодрил тело. Но на сердце было скверно. Он вспомнил объяснение с работниками милиции. Ощущение - словно тебя увидели голым...

Глеб сварил крепчайший кофе, с трудом проглотил холодную котлету без хлеба и с удовольствием убрался из квартиры - тянуло скорее на люди.

Выйдя на улицу, он зажмурился от ослепительного сверкающего снега. Дорога - словно каток. Глеб решил не выводить машину - гололедица, еще вмажут по его новенькой "Ладе".

В университет он поехал на городском транспорте. И сразу пошел в библиотеку.

Люся Шестопалова за столом выдачи зарумянилась при виде Глеба, заулыбалась (он уже привык к обожанию) и протянула ему книгу и две тоненькие брошюрки.

- Вчера весь день пролежали, - с укоризной сказала библиотекарша. Сделали заказ, а не пришли.

- Эх, знал бы, что на выдаче вы, обязательно пришел бы! - одарил ее улыбкой Ярцев и вручил японский календарик с лукаво подмигивающей девицей: Люся коллекционировала карманные календари.

Она смутилась еще больше, горячо и бессвязно поблагодарила за подарок.

Он нашел свободный столик в читальном зале, углубился в чтение, но сосредоточиться не мог - все время прокручивал в голове ночное событие. Обрадовался, когда на его плечо легла чья-то рука.

- Покурим?

Это был Аркадий Буримович, аспирант кафедры философии.

- Айда, - поднялся Ярцев.

В курительной комнате стояла холодина: форточка была открыта настежь. Глеб достал "Космос", и Аркадий тут же полез за сигаретой. Он, как персонаж из пьесы Островского "Без вины виноватые", курил один лишь сорт - чужие...

- Ну что, румяный мой философ? - шутливо спросил Глеб.

- Да так как-то все, братец историк, - в тон ответил Буримович словами из "Ревизора".

Он был небольшого роста, кругленький, с распадавшейся посередине головы пышной шевелюрой и розовыми пухлыми щечками. По его виду нельзя было подумать, что он занимается такой серьезной наукой. Разве что умные пытливые глаза за сильными линзами очков.

Болтать с ним - одно удовольствие. Аркадий чуть ли не каждый день делал очередное открытие - гениальное, как он выражался. Однако оно жило недолго: его или быстро опровергали, или же выяснялось, что подобная идея давно была высказана кем-то другим.

Если этого толстяка что-нибудь увлекало, то он непременно стремился зажечь кого-нибудь еще. Кто попадется под руку.

Сегодня это был Ярцев.

- Слушай, старик, это грандиозно! - теребя Глеба за рукав пиджака, горячо начал Аркадий. - Я понял...

- С какого конца есть сваренные всмятку яйца? - сыронизировал Глеб.

- Не скалься! - не обиделся Буримович. - Ну, вот скажи мне, почему неистребим шабашник?

- Проще пареной репы. Налево больше платят.

- Фу! - поморщился Аркадий. - Рассуждаешь как обыватель. А тут политэкономия! Целая научная система!

Глеб улыбнулся.

Приняв улыбку Глеба на свой счет, Буримович покачал головой:

- Я серьезно, старик.

- Давай, давай, я слушаю, - сказал Ярцев.

- Понимаешь, шабашничать экономически выгодно, - стал развивать свою мысль Аркадий. - Смотри, - он начал загибать пальцы. - Строитель какого-нибудь СМУ из каждой заработанной десятки отдает государству в виде налога и других удержаний - на содержание управленческого аппарата, армии, милиции, на здравоохранение, образование и прочее - определенную сумму. Скажем, рубля три...

- Ну, а как же иначе?

- Верно, все это надо, - согласился Буримович. - И что же? В результате, работая в государственной системе, строитель получает на руки, допустим, семь рублей из десяти. А шабашник? Армию он не содержит, милицию - тоже, больницы, школы... В больницу же ходит, как и мы, детей своих учит бесплатно! Заметь, на мои и твои деньги! Выходит, что десятка, которую он получает у частника, остается целехонькой. Да плюс еще те рубли, которые он должен был отдать врачу и учителям своих детей. То есть он получил все тринадцать целковых за тот же труд, который потратил бы на государство.

- Ты хочешь сказать, эти три рубля он украл из общественного фонда? проявил знание предмета Глеб.

- Скажем - вocпoльзовался, - пoпрaвил Аркадий. - А я хочу сказать насчет этого общественного фонда потребления. Видишь ли, старик, по моему глубокому убеждению, тут у нас перегиб. Так сказать, забегание вперед. За счет общественных фондов выплаты и льготы населению выросли с тысяча девятьсот сорокового года почти в двадцать раз. С двадцати четырех рублей до четырехсот семидесяти пяти на душу населения. Вникни!

- Это же хорошо, - сказал Глеб.