Черная вдова

- Сообщили. По моим каналам. Достанется Журу, да и нас, будь уверен, не обойдут.

- Как же так, Олег? Ты ведь говорил, что материал снят! Даже не набирали.

- Да, зам главного редактора заверил меня в этом лично. Мол, не беспокойтесь, все в порядке.

- Что же будет?

- Будет? Уже есть, - негромко произнес Вербиков. - Достал-таки Мелковский Виктора Павловича... Жур тоже откуда-то узнал, что статья будет опубликована... Капитана положили сегодня в больницу с инфарктом...

- Господи! - выдохнул Игорь Андреевич. - Куда именно? - У него резко заломило в затылке - признак подскочившего давления.

- В Боткинскую.

- Корпус, палата? - Игорь Андреевич свободной рукой сорвал с вешалки пальто.

- Не знаю...

- Ладно, выясню на месте.

- Нельзя к нему, в реанимации.

Чикуров, бросив "до свидания", мигом оделся и выскочил за дверь. Скорее всего, ехать было бесполезно, но он не мог оставаться дома, сидеть сложа руки.

В автобусе Игорь Андреевич не замечал ничего и никого вокруг. Перед глазами стоял Жур - в Южноморске, в Средневолжске... Всегда выдержанный, корректный, собранный.

"Мужику всего тридцать! - с отчаянием подумал Чикуров, вспомнив их последнюю встречу, когда Виктор Павлович похвастался чудным мишкой, купленным дочери. - И стал очередной жертвой лжи! Сперва оклеветала Ореста Сторожук. Клевету подхватил этот подонок Мелковский! В довершение сказал неправду заместитель главного редактора газеты... Впрочем, обвинение нужно начинать с меня! Это я в свое время пошел на компромисс, не довел дело до конца, тем самым дав возможность Мелковскому ускользнуть от правосудия. По существу, солгал другим!.."

На ум почему-то пришли слова Павла Нилина, писателя, чья повесть "Жестокость" сыграла не последнюю роль в выборе им профессии следователя: "Все наши дела пошли бы блистательно, если бы мы прекратили лгать, даже не то чтобы совсем прекратили ложь, но хотя бы ее сократили". Когда Чикуров прочитал это в первый раз, то принял всем сердцем. Теперь же ему хотелось подправить Нилина: не сокращать нужно ложь, а избавиться от нее совсем! Навсегда! Нельзя даже, по выражению Льва Толстого, "лгать отрицательно умалчивая".

Потому что прожить по совести без правды нельзя. Правда - мера человека.

Но настанет ли такое время, когда мы будем этой мерой оценивать всех и каждого?

Москва, январь 1985 г. - октябрь 1987 г.