— Поедете с нами, — коротко бросил ей врач.
Глава 3
Очнувшись от наркоза, Жанна долго не могла понять, что произошло и где она находится. На стуле прикорнула соседка по даче. Уловив малейшее движение Жанны, она вскинула на нее глаза, проворно подсела на ее кровать.
Жанна попыталась встать, но резкая боль в области живота заставила ее отказаться от этого намерения.
— Лежи, лежи, дочка. Тебе пока нельзя вставать.
У Жанны похолодело внутри, она привычным движением ощупала живот и с мольбой в глазах посмотрела на Аксинью Петровну:
— Живой?!
— Да как же, детка? Ведь на шестом-то месяце всего.
Крик Жанны был слышен по всему отделению. Подбежавшая медсестра ввела успокоительное:
— Что же вы так сразу ей сказали? — она укоризненно посмотрела на пожилую женщину.
— По кусочку-то во стократ больнее будет, — уверенно возразила та.
— Не смейте говорить ей о муже. Врач сделает это сам. А вы пойдите погуляйте пока по парку, — потом сочувственно посмотрела на съежившуюся пожилую женщину и уже сочувственнее сказала: — В столовую сходите, два дня ведь ничего не ели.
— Деточка, а как там супруг ее? — допытывалась по дороге сердобольная женщина.
— Не знаю, он в другом отделении, в реанимации. В коме он. Вряд ли… — и больше ничего добавлять не стала.
Жанне несколько дней ставили сильные успокоительные, поэтому она окончательно осознала свое положение только по прошествии трех дней. Ксении Петровны в палате уже не было, ее отправили домой.
— Ну как вы? — стараясь говорить ободряюще, заговорила с Жанной врач, Ирина Васильевна. — Получше? Через пару дней — домой.
— Что со мной случилось? — она не ждала слов утешения, хотела понять суть происходящего.
— К сожалению, спасти вашего ребенка не представлялось возможным. Срок был слишком маленький и большая потеря крови.
— Кто… — дальше говорить не могла. Слезы душили, обильно стекали по лицу.
— Разве на УЗИ вам не сказали? Это была девочка…
Жанна отвернулась к окну. Долго молчала, пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу. Плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Затем, не поворачивая головы спросила:
— Меня никто не навещал?
— Ну почему же, здесь два дня дежурила ваша бабушка.
— А муж? — буквально выдохнула короткое слово.
— Вы сами скоро к нему зайдете.
— То есть? — непонимающе вскинула на врача глаза. Она пыталась вспомнить что-то, но сознание упорно не возвращало события того ужасного утра.
— Он в реанимации, — Жанна привстала.
— Лежите, лежите, вам еще рано вставать. Через день-два.
— Что с ним?
— Панкреонекроз. Он пока в коме. Его погрузили в искусственный сон. Подробнее вам объяснит лечащий врач. А пока набирайтесь сил.
Жанне ничего не говорило это непонятное слово, но оно показалось ей каким-то особенно зловещим. Лежать здесь стало невыносимо. Она хотела увидеть мужа, пусть спящим, но хотя бы на минуточку. Но куда идти и как промелькнуть незаметно мимо дежурящей на посту медсестры?
Дверь тихонько приоткрылась и в проем протиснулась неуклюжая фигура Аниты? Она виновато прятала глаза. А Жанна буквально впилась взглядом в ее выпирающий живот: — Значит у нее все хорошо… — сначала боль, потом жгучая зависть, а затем — все же смирение: ведь Ани не виновата, что у нее так случилось.
— Как ты? — все еще боясь поднять глаза на подругу спросила Анита.
— Я хочу к нему. Но туда нельзя… Расскажи, что случилось?
— Ты не помнишь?
— Нет.
Это был тяжелый рассказ, прерываемый вопросами рыдающей Жанны.
— Помоги мне встать.
— Ты с ума сошла! Тебя все равно туда не пустят.
— Я сказала помоги мне. А дальше я уж сама разберусь.
Они прошли мимо ошарашенной медсестры, протест которой остановил устрашающий взгляд Аниты и приложенный к ее губам палец. Спустились в лифте на первый этаж. У двери в реанимацию их остановил врач.
— Куда это вы? К нам нельзя.
— Я должна увидеть мужа, — это было сказано так жестко, что страж в белом халате вынужден был уступить, незаметно кивнув медсестре на шкаф с медикаментами.
Сердце Жанны билось в сумасшедшем ритме, в ногах прибавилось силы. Она, поддерживаемая подругой, смело вошла в палату интенсивной терапии. Хотела ринуться в объятия любимого мужа, но здесь доктор был непреклонен. Она всматривалась в лицо Валентина, пытаясь увидеть следы страданий, ведь не зря же он был опутан непонятными проводами, трубками, присосками. Но лицо его было спокойно, безучастно и, что особенно поразило Жанну, оно стало чужим. Какая-то неуловимая тень лежала на всем его бесстрастном облике. Это был ее Валик, но он стал другим — далеким. Поражала и особенная бледность кожи, и заострившийся нос, и слегка синюшные губы.
— Разбудите его, — она умоляюще смотрела на врача. Тот опустил глаза: