Черная вдова

– Так вот каковы булгары! – улыбнулся Джахур. – С детства слышу про вас, дорогие. Слава аллаху, увидеть сподобился. Спасибо, милый, утешил, усладил мой слух речью ласковой.

Давно распалась держава Атиллы, но лютует, как прежде, в полях ночных, на перевозках речных, на тронах вьючных разбойное племя булгар, гуннских последышей.

Захватив Приазовье, они разделились на утургуров – «убивающих» и кутургуров – «бешеных». Одна их орда перенесла шатры за Дунай, ославянилась, другая по Волге осела, стала землю пахать, торговать, соседей грабить, исламскую веру переняла от гостей сарацинских.

К буйной гуннской крови булгар, стричь азиатской, хмельной – печенежской, огузской, кипчакской, – примешалась изрядная доля южной аланской, северной финно-угорской, западной русской. По этой причине, оставаясь детьми Востока, они уже отличались от темнолицых туранских собратьев – скулы сгладились, бороды выцвели, в глазах проглянула синь.

Иных булгар путали с русскими.

Тем паче, что Русь и сама усыновила много сторонних племен – мордовских лесных, тюркских степных, аланских, вотских да готских.

…Купец заявил, что плевать ему трижды на сартов. Пусть не суются в чужие дела. Ясно? Дикари, голодранцы. В Булгаре с такими за стол не садятся, не то что советы от них принимать.

Сабур – слуга Гайнана. Первый долг слуги – исполнять без раздумий хозяйскую волю. Подумать только! Чтоб судьба уважаемого человека, благополучие его детей, доходы, жизнь зависели от того, что какой-то балбес, собачий сын вдруг разленился? Грех потворствовать нерадивости низших. Спуску им не давай! Иначе рухнет мир.

Гайнан-Ага не успел переправить в Ургенч дорогую пушнину, юфть и финифть. Посему надлежит перенести товар во дворец, к людям честным, надежным, пока тут, в зловонном караван-сарае, какая-нибудь расторопная сволочь не запустила в тюки немытую лапу.

– Разве мы воры, дурак? – рассердился Джахур.

Конечно, воры. А кто же? Путные подданные, дети послушные, не притесняют добрых отцов-правителей. Пусть их накажет аллах. И вообще хватит болтать! Он им сейчас покажет. Булгарин ткнул вперед кулак, слуга вмиг очутился на полу. Сверху Гайнан уложил Бахтиара, затем – Джахура.

– Точно кувалдой стукнул! – Джахур выплюнул сломанный зуб. – Это, родной, так здороваются у вас? Или прощаются?

– Встать бы! – мучился светловолосый.

– Молчи, урус! Встанешь – опять уложу.

Гайнан-Ага – невысокий, сухой, сутулый, – стрелял глазами влево и вправо, выбирая, кого бы еще ударить, чтоб челюсть выкрошилась, как соль.

– Удавить? – предложил Тощий Курбан.

– Не трогай, – сказал Бахтиар, растирая скулу. – Он гость. А гостей давить не годится. Позови людей, взвалите тюки, отволоките к дворцу. Тут ведь недалеко, только площадь базарную пересечь. Именно там, у эмира, место ему, людоеду. А всего лучше, вояка, если ты уберешься к татарам. Вот уже где твою ловкость оценят по достоинству. В самый раз придешься. Будто век прожил среди них. Ну, уходи. Прощай. Чтоб ты пропал вместе с бобрами да соболями, с браслетами, кожей и своей красной рожей! – не сдержался он напоследок. – Крепко бьет, вражина. Голова чуть не треснула. Ты, Сабур, и ты, светловолосый, оставайтесь с нами. Иначе съест. Откуда? – обратился к русскому Бахтиар.

– Сыздали, с Суздаля.

– Их много здесь было, русских, – всхлипнул избитый Сабур. – Иван захворал. Уехали, бросили.

– Родича бросили, земляка?

– Он суздальский, они – рязанские, пронские, муромские.

– Разлад у них?

– Разлад. Усобица. Страна у русских – точно друг мой Иван: большая, но больная. Голова – отдельно, руки, ноги – сами по себе, не слушаются. Ездил я в те края. Чудо-земля! Поля, поля без конца. Нивы тучные, реки рыбные, синие, тихие. Леса густые, непроходимые, дичью забитые. На зеленых пригорках села богатые, грады каменные, храмы дивные. Все у них есть, что человеку надобно. И люди приветливы, добры, рады гостей встречать. Мужчины улыбчивы, женщины задумчивы. Ты не знаешь русских, а я знаю. Душевны они, открыты, бесхитростны, лучше братьев родных. С ними – хоть в огонь! Вдоволь еды, питья – черпать не вычерпать. Русский хлеб – сытный хлеб. Чего бы, казалось, делить? В такой-то стране! Жили бы в дружбе – никто б не осилил. Но грызутся князья. Хвастливы, заносчивы, завистливы. Любят спорить, смотрят вызывающе.

– Как у нас.

– Вроде и умные, и ученые, в книгах роются, наставления пишут, говорят – словно золотом шьют, их бы устами да мед пить, а в поступках иных – бессмыслица, глупость. Тяжкой бедой обернутся раздоры для них.

– Как у нас.

– Жаль. Мы, волжане, душою к русским приросли. Тоскую по их земле, как по родному Булгару.

– Почему же Гайнан урусов проклинал?

– Э! У купца отчизна базар, дом – караван-сарай. Русские купцы – соперники булгарских в торговле с Тураном. Вот и бушует Гайнан-Ага. Он и своих готов проглотить. Что ему до несчастья, которое нависло над всеми нами?

Бахтиар опустился на циновку рядом с русским.

– Я так понимаю. Эта война – великий урок всякому, в чьих руках верховная власть. Умоются кровью – поймут, как впредь строить жизнь.

– Поймут ли? – вздохнул Бекнияз.