Черная Весна

Насколько я понял, мы были первыми благородными, которые с аппетитом употребляли то, что готовили на тюремной кухне, остальные родовитые узники предпочитали давать ему деньги, на которые он покупал им разносолы и имел с этого немалую прибавку к жалованию.

Откуда бедолаге было знать, что после Вороньего замка местная еда нам казалась более чем сносной. Да она, по сути, и была таковой. Не соврал тогда судейский. Разве что остра чрезмерно, но, насколько я понял, такова особенность здешней кухни вообще.

Вот и во вторник утром нам дали на завтрак по куску вареной говядины, ломтю хлеба и по приличной порции гороховой каши.

- Хорошо, что до сегодняшнего дня такую кашу не давали – заметил я, вытирая дно тарелки коркой хлеба.

- Почему? – удивился Гарольд – Как по мне, так она очень ничего.

- А спать потом как? – резонно заметил я – Днем, согласно заведенной нами традиции? Она как раз к тому времени переварится, и как мы начнем на пару с тобой… Ну, ты понял. И ведь самая духота в это время. Добро бы еще ночью…

- Согласен – Монброн облизал ложку – Но все равно я бы еще одну тарелочку съел. Вкусно было.

- Вкусно – согласился с ним я – Да и какая теперь разница. Все равно днем нас здесь уже не будет.

Мы уже знали о том, что к королю нас не повезут, и дело наше будет рассмотрено как раз утром вторника одним из верховных судей. И о том, что на оправдательный приговор, как и на быструю смерть, вроде повешения или отрубания головы, нам рассчитывать не стоит, тоже знали. Четвертование, не меньше. Об этом нам в воскресенье вечером сообщил все тот же судейский. Сделал он это по просьбе дядюшки Тобиаса, о чем упомянул отдельно, при этом никакого злорадства в его голосе не было, человек просто выполнял ту работу, за которую ему было заплачено. Даже оскорблять его после этого не захотелось. А за что?

После этого мы довольно быстро приняли решение таки воплотить в жизнь свой план с удушением охранника-кормильца, а впоследствии и ключника, с последующей героической гибелью в районе пятого-шестого этажа Башни-на-Площади. Ну да, по сути глупость несусветная, но лучше ничего мы придумать не смогли. Всяко лучше, чем попасть руки палача. Одно дело смерть быстрая, от стали клинка, и совсем другое, когда тебя по кускам разрубают, как мясник говяжью тушу. И мерзко, и больно. Брррр!

Скорее всего, так бы мы и поступили нынешним утром, кабы не записка. Ее нам в то же самое воскресенье принес охранник, что разносит еду. Ну, как принес? Уронил на пол, выходя из камеры, так, чтобы ключник не заметил.

Если честно – мы верили в наших друзей, но дни шли, а вестей от них не было. Потому, сразу смекнув, что к чему, мы дождались лязга засовов, а после подобрали скомканный бумажный комочек.

- Рози – уверенно заявил я, уловив тонкий, почти неуловимый аромат знакомых до одурения духов – Так я и знал.

- Кто же еще? – резонно заметил Гарольд – У Карла и Эбердин денег на подкуп этого красавца просто нет. Да и договориться с ним дело тоже непростое, ни тот, ни другая такими талантами не обладают.

Записка была короткая, но вполне ясная. 

«Дела плохи, но небезнадежны. Не наломайте дров». 

Сказано было и много, и мало одновременно. Понятно, что конкретики ждать не приходилось, охранник не дурак, а потому, опасаясь попасться, никаких откровений на бумаге с планами и именами сюда бы не потащил. Да и Рози бы не стала его посвящать в свои планы.

И все-таки. Что значит: «не наломайте дров»? Толкований этих слов может быть масса.

В результате мы пришли к тому мнению, что все-таки речь идет о попытке побега. Нашей попытке, ту, что мы замыслили. Умница Рози верно нас просчитала и предупредила о том, чтобы мы не стремились умереть раньше времени.

- В конце концов, можно и на эшафоте напоследок пошуметь, если у ребят ничего не получится – сообщил мне Гарольд, плюхаясь на свой топчан – Оно даже и быстрее. Там королевская стража с арбалетами, сделают из нас ежей в секунды. Кстати, такое пару раз даже и случалось. Мне рассказывали.

Не скажу, что мы очень-то успокоились, но хоть какая-то ясность появилась, а это уже немало. Правда, некий внутренний «колотун» по мере приближения вторника у меня лично усиливался, чего скрывать. С другой стороны – как без него обойтись? Не каждый день меня приговаривают к смерти.

Что до Гарольда – не знаю. Внешне он был спокоен и собран, знай себе ловил мух, да насвистывал какие-то песенки. Монброн как Монброн, обычный. Точнее – привычный. Как и раньше, он ничего не боялся, и ничего его не печалило, кроме одного.

- Как же скверно – раз пять сказал он мне после завтрака, всякий раз проводя рукой по подбородку – Там будут люди, возможно, знакомые дамы, а я небрит. Ладно бы мы тут просидели с месяц, появилась бы более-менее приемлемая бородка. А тут просто щетина. Очень меня это раздражает!

Я ему на это ничего не отвечал, просто потому что не знал, что сказать. Меня лично этот аспект волновал менее всего.