Едва успела, приветливо улыбнулась дежурящей охране. Меня тут уже приметили и запомнили. Ворота миновала вместе с вереницей крестьянских телег в сумерках, так и побрела неспешно позади, ведя кобылку под уздцы и старательно обходя парящие на морозце конские яблоки. Когда миновали частоколы пригородных трактиров, я уже достаточно отстала. Оглянулась украдкой и свернула на примеченную тропку, что петляла вдоль оврага.
Безымянная кобыла мышастой масти покосилась на меня с вселенской грустью, но побрела следом, мягко ступая по опаду и изредка всхрапывая. А вот сквозь плотный ракитник скотина идти отказалась.
Протащить ее через кустарник стоило мне трех яблок и кусочка сахара. К обрыву, под которым тихонько журчал по камням ручей, мы вышли уже в полной темноте, пришлось зажечь крохотный пульсар. И только тут я задумалась, что кобыла в портал не пройдет. А если и пройдет, то держать ее там, в башне, негде, кормить банально нечем, а выставить за двери на мороз — в горах уже пару дней изрядно задувало — мне совесть не даст. Помянув пару раз упрямое животное и свои умственные способности, я поснимала поклажу и вызвала переход. Вещи зашвырнула внутрь с феноменальной скоростью. С тоской поглядела на тускло мерцающее марево, всего шажок отделял меня от купания в горячем источнике и теплой постели. Захлопнула брегет, подманила пульсар, который наконец начал нормально слушаться моих команд, и ломанулась сквозь кусты обратно. В этот раз животина шла за летящим впереди светляком добровольно. Я вышла на тропу и потащилась со своей спутницей к знакомому трактиру. Ворота на ночь были уже закрыты, но на стук почти сразу выглянул один из работников. Узнал, внутрь пропустил и о лошадке позаботиться взялся.
Ванда — хозяйка, что привечала меня еще в первый день, — выглянула на шум хлопнувшей двери, оценила мой нахохленный вид и покрасневший нос, вынесла из кухни горячего травяного отвара с медом. Спустя десяток минут я отогрелась, даже рискнула скинуть верхнюю одежду. Пора уже пуховик носить, а не жилет, больно холодно становится ночами, а болеть мне нельзя. Лечить некому, разве что Мэтиуса звать, чтобы эктоплазмой обмазывал.
— Не шастала бы ты ночами, чай, девка молодая, красивая. Опасно, — проворчала Ванда неодобрительно. — Ни один мужик того не стоит.
Я закашлялась, так как в этот момент хлебнула из кружки:
— К-какой мужик?
— Ай, — отмахнулась она. — Чего прятаться, дело молодое. Ясно же, что к полюбовнику бегаешь. А коли за стеной встречаетесь, — продолжала рассуждать трактирщица, — так либо тать какой, либо женатый.
Я даже почувствовала, как румянец по щекам плеснул. И едва не начала возражать, но подумала, пусть уж так считает. Не объяснять же, что я иномирная девчонка, пользующаяся артефактами загадочных шаю, чтобы по вечерам бегать домой, где живу с мертвым ученым, у которого часто гостит мертвый прорицатель.
Вздох мой тяжелый расценили как почти признание.
— Вот где их надо держать. — Ванда показала мне сжатую в кулак натруженную руку, снова покачала головой.
Не меня она сейчас видела, может, себя да молодость свою. Я кивала и слушала.
— Переночевать-то пустите? — Отвар кончился, я перешла к насущному вопросу. Видела же, что двор занят подводами, значит, в комнатах полно постояльцев. Да и некоторые из них еще сидели за столами.
— Сама видишь, полон дом, — неопределенно сказала Ванда. — Но у меня комнатка свободна, одна работница к сестре на свадьбу уехала. Переночевать пущу за три серебрушки.
Я, уже привычная к здешним расценкам, едва не подавилась возмущением. И начала торговаться. Цену, к обоюдному удовольствию, удалось скинуть вдвое.
К искомой комнатенке вел проход мимо кухни и мимо пары отдельных кабинетов для посетителей, пожелавших откушать не в общем зале.
— …в центре тоже бывает вертится, курва, а где эти клятые выродки — не понять. Людно больно, — донеслось из-за одной двери.
— Сыщется, главное, на рожон не лезть.
Наверное, нужно было пройти, не задерживаясь у хлипкой преграды, за которой стучали кружками и ножами несколько человек. Но у меня даже в животе заныло от нехорошего предчувствия. Так что я скинула с плеча котомку, наклонилась, поправляя сапог.
— Ничего, соколики, у меня не забалуете, — прозвучал довольный басок. — Не зря меня заместо этого смертника поставили.
— Не зазнавайся, Нар, какие приказы-то привез? — прозвучало небрежно.
— Ща все соберутся, не буду я дважды горло драть.
В этот момент я почти сообразила, что раз собрались не все, то меня могут застукать.
— Где там Зывик ходит? — послышалось из-за двери.
Тут из-за близкого поворота послышались шаги, и появился мужик, поправляющий штаны.
— Подслушиваешь, — сразу сориентировался он.
— Не, мимо проходила, — попыталась уйти я, но меня перехватили за локоть, да так больно, что я зашипела.
Лопатки больно встретились со стеной против дверки кабинета. Мужик паскудно ухмыльнулся и навалился.
— Зывик? Это ты там?
— Дядя, вас вон заждались уже. — Я хотела вырваться, прикидывая, сумею ли всех четверых приложить сном или лучше лупить пульсарами, рискуя сжечь вообще все.