«Долгожданная победа! Парламент одобрил строительство железной дороги, которая соединит левый и правый берег Арбонны…».
Дальше шла статья о том, как долго между собой воевали партия землевладельцев с партией промышленников, о месте строительства моста, и о том, что наконец-то эта война закончилась.
— Ваша земля с сегодняшнего дня стоит баснословных денег, мсье Дюран, — произнёс спокойно Бенье. — Сколько вы не заработаете на тростнике даже за сто лет. И если вкратце, то ваш отец — Огюст Дюран — договорился с мсье Тревилье и взял его в долю, уступив ему часть земли через закладную для того, чтобы мсье Тревилье отстоял в парламенте это строительство. Вернее, строительство именно в этом месте.
— Но… получается, что Бернары тоже…
— Совершенно верно! Построить мост в этом месте можно только используя оба участка. И ваш, и Бернаров. Эта информация была закрытой, место строительства не разглашалось, но об этом каким-то образом узнал мсье Фрессон. Его банк ведёт какие-то дела с Восточноокеанской железнодорожной компанией. И если вы посмотрите на всё, зная эту информацию, то, думаю, даже объяснять не нужно, что произошло.
Эдгар откинулся на спинку стула и снова усмехнулся. Вот теперь всё встало на свои места. Так вот почему Жильбер Фрессон хотел жениться на Аннет Бернар. Вот почему Флёр Лаваль воспылала к нему такой любовью. Вот почему убили его отца, обставив всё, как нападение зверя, и приправив безумием болотного духа. Вот почему Готье Бернар хотел избавиться от Летиции. И теперь понятно, почему в него стрелял Филипп…
Внезапное решение Анри Бернара завещать эту землю Летиции спутало все карты в идеальном плане семей Бернар-Фрессон: объявить Анри Бернара недееспособным, породниться, устранить Огюста Дюрана и, опутав долгами Эветт, забрать себе землю «Жемчужины».
— Невероятно, — пробормотал Эдгар, потерев ладонью лоб. — Я предполагал разное, но это…
У него отлегло от сердца. Теперь, когда земля «Жемчужины» стоит таких баснословных денег, можно не беспокоиться о долгах и кредитах…
И теперь… Теперь ему есть что предложить Летиции! И он должен увидеть её, причем немедленно!
— Вы сказали, что знаете, где найти Летицию? Где она остановилась? — он встал. — Если она ещё не уплыла в Марсуэн, пока мы тут говорим!
— Нет, она никуда не уплыла. Она остановилась у некой мадам Грамон, — Бенье взглянул на часы. — А в данный момент, думаю, она направляется в Собор Святого Луи, чтобы сочетаться браком с мсье Фрессоном.
Глава 32. Путешествие закончилось
Когда-то Летиция думала, что встреча с Анри Бернаром принесёт ей долгожданную свободу, облегчение, независимость или спокойствие. Когда бежала из Марсуэна, когда жила у Готье, когда её похитил Морис Жером…
На каждом этапе своего странного путешествия сюда она думала, что эта встреча, наконец, расставит всё по своим местам, она обретёт здесь новую жизнь. И вот она здесь, но от спокойствия, независимости и уверенности в завтрашнем дне она так же далека, как и в тот момент, когда бежала из дома Антуана Морье.
Летиция верила в то, что спокойная жизнь на плантации, ежедневные заботы и безопасность — вот и всё, что ей нужно. И вот это всё у неё теперь есть. Только чувствует она себя ещё хуже, чем в самые тёмные дни своей жизни. Потому что, когда она села на пароход в Альбервилль, у неё была надежда на то, что впереди её ждёт лучшее будущее. А теперь…
Будущее было безрадостным.
Ночь, проведённую у Обьеров, она почти всю проплакала. Расставание с Эдгаром казалось невыносимым: будто сердце вскрыли ножом, а её бросили умирать с этой раной. Но утро на пристани стало последней каплей. Летиция считала себя сильной, она и была сильной…
Ровно до того момента, как опустилась на колени возле Эдгара, до того, как его кровь залила её платье. Именно тогда внутри неё что-то сломалась.
Она почти не помнила, как её оттаскивали от Эдгара, как обнимал Анри Бернар, наставив на внука пистолет, как его огромные чёрные охранники-рабы скрутили Филиппа…
Всё было, как в тумане.
Ей не хватало воздуха, казалось, будто в грудь ударили чём-то тяжёлым, сбив сердце с ритма, и оно затрепетало, пытаясь к нему вернуться, но никак не могло, а лишь гулко билось о рёбра, причиняя боль. Кто-то сунул ей нюхательные соли, кто-то обмахивал веером, но это было будто и не с ней. Она видела перед собой лишь кровь и бледное лицо Эдгара, и всё казалось нереальным…
Потом её везли в коляске, а она смотрела на свои руки в засохшей крови, и даже плакать не могла, будто глаза изнутри выжгло огнём и высушило все слёзы.