— Идём, нам ещё нужны вуалетки, — Аннет указала на лавку, где продавали шпильки, веера, расчески и украшения для волос, — сегодня мы приглашены на суаре* к Фрессонам, а значит, волосы нужно убрать в особую гладкую причёску — такая тут традиция, — Аннет покосилась неодобрительно на пышные тёмные локоны Летиции. — Фрессоны — очень уважаемая и респектабельная семья в Альбервилле, и большие ценители традиций. Мсье Фрессон — банкир, а его сын Жильбер — очень умный молодой человек, и весьма перспективный. Так что выглядеть нужно подобающе.
По лицу Аннет и её интонации Летиция поняла, что к мсье Фрессону-младшему её кузина явно неравнодушна, и подумала, что если Аннет считает его умным и перспективным, то, скорее всего, он ещё более «породистый» и занудный, чем даже дядя Готье. А то, что семья Фрессонов принадлежит к альбервилльской аристократии, вызвало у Летиции стойкое желание пропустить это суаре. Скорее всего, там будут вести скучные разговоры о цене на хлопок и сахар, чваниться своей «чистой» кровью и прятаться под зонтиками от солнца.
Но она не стала возражать кузине и купила вуалетку, сетку для волос и баночку какого-то воска, что должен был придать гладкость волосам и победить непослушные локоны. Побеждать свои локоны Летиция вообще-то не собиралась. Наоборот, что и говорить, с волосами ей повезло — густые, чуть вьющиеся, они без труда собирались в пышную прическу, и не нужно было ни греть щипцы в камине, ни спать на деревянных бигуди, как другим девушкам. Но Аннет настояла: традиция требует — нельзя явиться к Фрессонам «с лошадиной гривой на голове», и сказано это было таким тоном, что Летиция уступила. Воск пах приятно и был похож на жидкий янтарь — это примиряло с необходимостью мазать им волосы.
Вообще, она заметила, что кузина Аннет всякий раз будто нарочно указывает на какие-то недостатки её внешнего вида, делая это, правда, завуалированно — ссылаясь на традиции и то, что «тут так не принято». Но по смыслу было понятно, что для альбервилльского общества Летиция недостаточно «чистая» и утончённая особа, и её общество бросает тень и на саму Аннет. «В таком платье нельзя…», «Ты же не думаешь пойти в этих туфлях…», «Неужели ты хочешь показаться без перчаток?». Каждое восклицание сопровождалось таким изумлением, словно Летиция — ни больше ни меньше — чертыхнулась в храме или собиралась пройти голой по рю Верте. И за время их поездки эти бесконечные поучения со стороны кузины так ей надоели, что она едва сдерживалась, чтобы не произнести чего-нибудь лишнего.
И только наставления бабушки удерживали её от того, чтобы сказать Аннет, что для той, чей дед был пиратом, она слишком уж мнит себя аристократкой. Но скажи она что-то подобное — можно смело собирать вещи и ехать в гостиницу.
Когда они вышли наружу и сложили свёртки в коляску, Летиция обернулась и на двери одной из лавок увидела тот самый глаз, что был нарисован на полу в её комнате прошлой ночью.
— А что означает этот знак? — спросила она у Аннет.
— Этот? Фи! Безбожники ньоры, которым не достает молитвы и плетей, рисуют его, чтобы защититься от всякого зла, — ответила Аннет, бросив короткий взгляд на дверь. — Им повсюду мерещатся даппи — злые духи, и они всерьёз верят, что те могут прийти и украсть их душу. Как будто души рабов кого-то интересуют! Ну а эта мазня их якобы защитит. Сами придумали — сами верят.
— Так этот глаз — просто защитный знак? — спросила Летиция, присматриваясь к двери.
— Да, но я ума не приложу, кому могло понадобиться рисовать его в твоей комнате. Наверное, это всё-таки дурочка Люсиль. Мало её пороли! Идём, нам надо ещё многое успеть.
— А что в этой лавке? — спросила Летиция, разглядывая синий глаз с красным зрачком — в какой-то момент ей показалось, что этот зрачок смотрит прямо на неё.
В окне лавки стояли бутылочки тёмно-зелёного стекла, на горлышке каждой из которых были повязаны разноцветные нитки. Позади них виднелись склянки с настойками, висели пучки сушёной травы, а поверху шла косичка, сплетённая из маленьких красных луковиц, словно праздничная гирлянда. Над дверью Летиция разглядела потемневшую от времени вывеску: «Лекарственные настои мд. Лафайетт».
— Это нехорошая лавка, — уклончиво ответила Аннет и взобралась в коляску, — здесь торгуют всякими зельями и амулетами. Едем.
— Зельями? — удивлённо спросила Летиция. — Какими зельями?
— Ну… приворотными, отворотными… и не только, — добавила Аннет, раздражённо расправляя складки на платье, — глупости всё это.