Чёрная жемчужина Аира (СИ)

— Вы позволите, — мсье Жильбер придержал стул, когда Летиция собралась уходить. Гости постепенно разъезжались, и пришло время прощаться. — Я ещё хотел бы познакомить вас с дедушкой.

И хотя Летиция не горела желанием знакомиться с родственниками жениха своей кузины, но отказывать в такой ситуации было бы очень невежливо.

Рауль Фрессон показался Летиции крайне неприятным человеком. Высокий и худой, в чёрной шляпе, которую он не считал нужным снимать даже в присутствии дам, он стоял, прислонившись к столбику беседки, и рассматривал гостью внимательно и оценивающе, совсем как скаковую лошадь. Или как рабыню, выставленную на продажу. Измождённое, жёлчное лицо старшего Фрессона покрывала седая щетина, но в то же время он совсем не выглядел стариком, а, скорее, человеком, с которым лучше не встречаться на тёмной улице.

Он пропустил мимо ушей рассказ внука о приезде Летиции из Старого Света, а спросил напрямик, как ей показалось, с какой-то странной насмешкой в голосе:

— Так, выходит, ты — дочка Жюльена? Хотя похожа, да… А я слышал от Готье, что ты померла от лихорадки в тот год. А ты, значит, живучая…

На этом смотрины закончились — Рауль Фрессон развернулся и, не прощаясь, ушёл.

Жильбер проводил гостью до коляски. Поцеловав руку и чуть удержал в своей, спрашивая, посетит ли Летиция ежегодный бал. И его взгляд, и тихий голос, и то, как он склонялся к ней всякий раз, словно хотел расслышать, что она говорит, хоть со слухом у него и было всё в порядке — всё это говорило только об одном: он совершенно ею очарован. А поодаль стояла Аннет Бернар, с серым лицом, и делала вид, что очень занята увлекательным разговором с мадам Армонт.

Летиция представила, что её ждёт по возвращении в дом Бернаров, и отрицательно покачала головой. Сослалась на занятость и необходимость уехать на плантацию и всеми силами избегала смотреть Жильберу в глаза. Но он всё же поймал её взгляд, уже когда она села в коляску, и, видимо как-то иначе истолковав её смущение, улыбнулся.

Ну что за беда! Вот же навязался на её голову! Зачем только она сюда поехала!

Домой они с Аннет возвращались в гробовом молчании, и, наскоро попрощавшись, Летиция поднялась к себе.

Ну что за муха её укусила болтать о несправедливости рабства! Стоило бы сидеть помалкивать, да восторгаться домом Фрессонов или скатертями на столе!

Но история с поркой слуг в доме дяди Готье задела её за живое. Да и откуда ей было знать, что Жильбер Фрессон — гуманист и сторонник отмены рабства?

Вот правильно говорила ей бабушка: язык — твой враг, Летиция!

Она заперла дверь на засов, задула свечу и долго лежала, прислушиваясь, не попробует ли кто войти. Но было тихо. Потом помолилась мысленно и пришла к выводу, что, наверное, ей лучше как можно быстрее отплыть на плантацию, что бы там ни говорил дядя. Стать врагом Аннет Бернар — совсем ей это ни к чему. И этот «слащавый» Фрессон с его ухаживаниями даром ей не нужен.

И, кажется, впервые она была по-настоящему согласна с бабушкой в таком вопросе.

Этой ночью она спала крепко, её не тревожили странные сновидения, и поутру на полу не было никаких глаз из кукурузной муки. И Летиция подумала — прошлый рисунок, видимо, был просто дурацкой шуткой. Может быть, даже подстроенной руками Аннет.

Глава 5. Бутылка рома, чёрный петух, пять сигар и стручков ванили

— Папа! Да она же просто… просто… сучка! — выпалила Аннет.

Вся покрытая красными пятнами, она тихо рыдала в кабинете отца.

— Святой Луи! Аннет! Да разве можно так выражаться! — воскликнул Готье, но скорее по привычке, а не потому, что хотел одёрнуть дочь.

Сам он, нахмурив лоб, мерил шагами комнату из угла в угол, слушая рассказ Аннет о том, как за каких-то пару часов та почти лишилась жениха усилиями своей новообретённой кузины.

— …и она… она ещё и говорила со мной, — Аннет давилась слезами, — как ни в чём не бывало! А я ведь помогала ей… Советы давала! Отправь её на плантацию, папа! Пусть едет на болота, с глаз долой! Зачем ты вообще оставил её здесь?

— Хватит! — Готье взял дочь за плечи. — Перестань рыдать!

— Вышвырни её! Пусть проваливает к деду, пусть там её лихорадка сожрёт!

— Успокойся! — Готье достал платок и протянул его дочери. — Я придумаю, как избавиться от неё, но в наших же интересах, чтобы она не попала на плантацию как можно дольше.

— Зачем? Пусть катится к аллигаторам! Платья ей покупаешь! А она же… Она же — просто дрянь!

С этим Готье как раз был согласен, но дочь следовало успокоить — как бы её истерика совсем всё не испортила.

— Присядь, Аннет, — он подтолкнул дочь к стулу, плеснул из графина воды в стакан и протянул ей, — вот, возьми, выпей и успокойся. Слезами тут ничего не решишь. Ты же у меня разумная девушка? А теперь послушай…