Так они и сделали. Кокбурн-Монфоры заметили мистера Уипплстоуна и поклонились. Трое друзей увидели, как жена принялась что-то говорить мужу, явно предлагая подойти и поздороваться.
– Добрый вечер! – воскликнула она, приближаясь. – В каких странных местах мы с вами встречаемся, правда? То у ветеринара, то в посольстве
И подойдя в плотную, она продолжала:
– Я рассказала мужу про вас и про бедную кошечку. Дорогой, это мистер Уипплстоун, наш новенький, из номера один по Уок, помнишь?
– Приветствую! – сказал полковник Кокбурн-Монфор.
Мистер Уипплстоун, исполняя, как он его понимал, желание Аллейна, старательно изображал светского человека.
– Как поживаете? – сказал он и продолжил, обращаясь к даме: – Вы знаете, мне так стыдно за себя. Мне и в голову не пришло, когда мы знакомились, что ваш муж это тот самый Кокбурн-Монфор. Из Нгомбваны, – добавил он, увидев, что она не понимает, о чем речь.
– А, вы об этом. Мы предпочитаем “Кокбурна” опускать. Люди вечно перевирают эту половину нашей фамилии, – сказала миссис Кокбурн-Монфор, внимательно оглядев Аллейна и снова переведя взгляд на мистера Уипплстоуна, который подумал: “По крайней мере, оба вроде бы трезвы”; – впрочем, ему тут же пришло в голову, что скорее всего, напиться в лоск им уже просто не удается. Он представил Аллейна и дама немедля сосредоточила все внимание на нем, лишь временами бросая загнанный, но дружеский взгляд на Трой, которой в свой черед занялся полковник, предварительно окинув ее долгим, остекленелым взором.
В сравнении с Санскритами, думал мистер Уипплстоун, они все же не так ужасны или, если быть точным, ужасны на более приемлемый манер. Полковник хриплым голосом рассказывал Трой, что когда Президент приветствовал Аллейнов, они с женой только что не наступали им на пятки. Его явно разбирало любопытство относительно причин столь сердечного приема, и он принялся без особых изысков и околичностей вытягивать из Трой потребные сведения. Бывала ль она в Нгомбване? И если бывала, как это им удалось ни разу не встретиться? Уж он-то точно бы ее не забыл, если б хоть раз увидел, прибавил полковник, слегка выкатывая глаза и подкручивая воображаемые усы. Его настырность начала действовать Трой на нервы и она решла, что самый простой способ отвязаться от него – это сказать, что муж учился с Президентом в одной школе.
– А! – сказал полковник. – Вон оно что? Ну тогда понятно.
Трудно сказать, почему эта реплика показалась Трой оскорбительной.
Внезапно все голоса стихли и сразу стал слышен оркестр. Он уже добрался до наших дней и наигрывал из “Моей прекрасной леди”, когда в залу вошли Президент и его приближенные. С важностью, без малого королевской, они проследовали к возвышению под африканским трофеем. В тот же миг, заметил Аллейн, в самом темном углу галереи возник и замер, оглядывая толпу, Фред Гибсон. Оркестр играл “Если повезет чуть-чуть”, и Аллейн подумал, что это могло бы быть музыкальной темой Фреда. Когда Громобой достиг возвышения, оркестр уважительно приглушил звучание.
Откуда ни возьмись появился и застыл, образовав центральную фигуру варварского трофея, церемониальный копьеносец – весь в перьях, в ручных, ножных и шейных браслетах, в львиной шкуре. Громобой уселся. К краю возвышения вышел посол. Дирижер взмахнул палочкой и музыканты сыграли несколько звучных, призывающих к почтительному вниманию тактов.
– Ваше Превосходительство, господин Президент, сэр. Милостивые лорды, леди и джентльмены, – произнес посол. В течение некоторого времени он продолжал приветствовать своего Президента, своих гостей и – в самых общих выражениях – замечательное взаимопонимание, утвердившееся между его правительством и правительством Объединенного королевства, взаимопонимание, которое служит залогом продолжения постоянно развивающегося... – тут смысл его речи несколько затуманился, однако он сумел закруглить ее несколькими эффектными фразами и сорвать учтивые аплодисменты.
Затем поднялся Громобой. Я обязана запомнить все это, – думала Трой. Точно. Отчетливо. Запомнить все. Похожую на гусарский кивер шапку седых волос. Игру света во впадинах висков и щек. Тугой синий мундир, эти белые лапищи, мерцание оружия. И фон, фон, ради всего святого! Нет, я обязана это запомнить, просто обязана.
Она взглянула на мужа, тот приподнял в ответ одну бровь и прошептал:
– Я спрошу.
Трой стиснула его руку.