Мышеловка

Александр Трапезников Мышеловка

Часть первая В очередь за страхом

Глава 1 Мечи и манускрипты

Казалось, весь дом, от подвала до чердака, состоял из разного хлама. Дед, наверное, в последние годы тащил сюда все, что попадалось под руку. Скрипучие половицы аккомпанировали моим розыскам. Я обнаружил множество пустых пузырьков и флаконов, хомут для лошади, несколько мотков пряжи, сломанную удочку, металлический сейф с дыркой на месте замка, ковбойскую шляпу, уродливые гипсовые маски, чучело филина с выпученными страшными глазами, корпус телевизора, массу брюк и рубашек в совершенно рваном состоянии, старинные часы с кукушкой, кипы обгрызенных мышами книг, мольберт и десяток портретов в рамках, глиняные кувшины и чашки, изъеденный молью ковер, целую коллекцию окурков и многое другое, не считая дряхлой мебели, на которую было опасно не только садиться, но даже притрагиваться. В поисках меня сопровождал молодой кот, этакий кошачий подросток, встретившийся мне на пороге дома, проворный и хитрый. Вылакав из миски молоко, он бродил за мною следом, думая, что теперь ему перепадет нечто мясное. Я не стал его прогонять, посчитав, что этот кот принадлежал деду и был свидетелем последних дней его жизни. Но свою колбасу не отдал.

Самым любопытным из всего, что я обнаружил, была стопка коленкоровых тетрадок, примостившихся под лестницей в подвал. Я вынес ее на застекленную веранду, уселся в кресло-качалку и стал разбирать. Кот лег на часть из них, словно надежный сторож, и поцарапал копями.

– Чуешь, стервец, запах деда? – погрозил я ему пальцем.

Да, тетрадки несомненно принадлежали моему почившему в Бозе предку. Я помнил его заковыристый, с мелкими завитушками почерк – по тем письмам, которые хранились в нашей семье. Кот что-то проурчал в ответ, а я начал листать эти манускрипты с выцветшими от времени чернилами. Они представляли собой сборник каких-то совершенно идиотских рецептов, которые были бы уместнее в средние века, нежели в наши дни, венчающие двадцатое столетие. Назывались «рецепты» по-разному, например: «Как видеть приятные и вещие сны», или «Как содействовать успеху в любовных предприятиях», или «Как оградить себя от боязни высоты», или «Как омолодить тело, лицо и сердце, сохранив разум», или «Как научиться смотреть сквозь стены», а были и вовсе несуразные, вроде: «Как выйти сухим из воды, не окаменев при этом». И прочая чепуха в подобном духе. К тому же сами «рецепты» были тщательно зашифрованы. Вот, скажем, после заголовка «Как удручить неприятного гостя» шло: «Возьмите три дольки кр., одну чайную ложку пр., потом л. и м., см., под., на с., два ч., выл., вып., см., драже, op., не б. Все. Записано со слов бабки Марьи из Костромской губернии». Я незлобиво посмеялся над этой бабкой Марьей и чудачеством своего деда, который, оказывается, занимался подобной ерундой чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Но это явилось для меня новостью. Нет, я знал, что дед был неплохим костоправом, лекарем-самоучкой, успешно вправлял сместившиеся диски больным. К нему даже приезжали корреспонденты, как к специалисту по народной мануальной терапии, правда почему-то из «Пионерской правды». Ездили и настоящие страдальцы из Москвы и Санкт-Петербурга. Знал я и то, что себя дед считал чуть ли не колдуном, обладателем огромной мистической силы, и мы в семье лишь добродушно поддакивали ему, поскольку магия его в принципе никак не проявлялась. Наоборот, в житейских делах он постоянно попадал впросак, теряя то кошелек с деньгами, то сумку с продуктами, то оказываясь поколоченным какими-либо пьяными молодцами. В сущности, он был неплохим, по-своему веселым и компанейским стариканом, хотя помнил я его довольно смутно. Последние двадцать лет он жил отдельно от нас, приобретя дом в этом поселке со странным названием Полынья.

Мне было девять лет, когда он уехал. А лет через пять ненадолго снова появился в Москве с оказией. Я запомнил его словоохотливым, высоким стариком с седой, но пышной шевелюрой, с покрытым тонкими морщинами загорелым лицом, по-прежнему гибким, подвижным, с сильными руками. Выглядел он лет на десять моложе своих шестидесяти пяти. Очевидно, сказывался здоровый образ жизни, вдали от шума городского.

«Приезжай ко мне в Полынью, малый, – сказал мне напоследок дед. И многозначительно добавил: – Не пожалеешь!..»

Я конечно же пообещал приехать, как только… так сразу… Хотя это и не входило в мои планы. На носу висела моя свадьба с Миленой. Я не хотел обманывать деда, но не спешил и огорчать отказом. Он, видно, почувствовал мою незатейливую ложь, поэтому грустно заметил: «Дурачок ты, ведь, когда я умру, будет поздно. Будет совсем не то». Я пылко ответил, что он проживет еще девяносто девять лет, не обратив внимания на его последнюю фразу. А зря. Сейчас, вспоминая, я подумал, что он вложил в нее какой-то особый смысл. Уже зная, что оставит мне этот дом в наследство, он хоть таким образом надеялся вытащить меня в эти края после своей смерти.