– Надеюсь, меры безопасности, которые будут приняты нынче вечером, не уморят тебя окончательно.
– Ну не дуйся, – сказал Громобой.
– Не хочешь немного выпить перед уходом?
– Очень хочу, но боюсь, мне пора возвращаться.
– Я только скажу Гибсону.
– А где он?
– В кабинете. Топит горе в вине. Извини, я мигом.
Аллейн заглянул в дверь кабинета. Мистер Гибсон сидел, отдыхая, у локтя его стоял стакан пива.
– Уходит, – сказал Аллейн.
Гибсон поднялся и вышел за Аллейном в вестибюль.
– А! – милостиво возгласил Громобой. – Мистер Гибсон! Вот мы и снова встретились, не так ли, мистер Гибсон?
– Истинно так, Ваше превосходительство, – без выражения произнес Гибсон. – Вот мы и встретились. Извините.
Он вышел на улицу, оставив дверь открытой.
– Я с нетерпением жду следующего сеанса, – потирая руки сказал Громобой. – С несказанным нетерпением. Мы завтра увидимся здесь, старина? Утром. Увидимся?
– Боюсь, навряд ли.
– Что так?
– У меня много работы в связи с расследованием, – вежливо ответил Аллейн. – Трой останется здесь за хозяйку, если ты меня извинишь.
– Ну хорошо, хорошо, – дружелюбно сказал Громобой.
Аллейн проводил его до машины. “Млинзи” левой рукой открыл дверь. Заработал двигатель полицейского автомобиля, Гибсон уселся в него. Люди из Специальной службы пришли в движение. На въезде в тупичок полицейские сдерживали порядочного размера толпу. Несколько небольших групп обитателей тупичка стояло на тротуаре.
Смугло-бледный, совершенно лысый человек в хорошо сшитом строгом костюме, читавший газету в маленьком пабе на другой стороне, надел шляпу и неторопливо зашагал по направлению к открытому концу тупичка. Полицейские останавливали людей, пытавшихся перейти с одного тротуара на другой.
– Что это у вас тут такое? – спросил Громобой.
– Возможно, от твоего внимания ускользнуло, что пресса не дремлет. В сегодняшних вечерних газетах будут аршинные заголовки.
– Я думал, у них есть чем занять место на передней странице, – Громобой хлопнул Аллейна по спине. – Благослови тебя Бог, – проревел он и влез в машину, крикнув на прощание: – Я приеду в половине десятого. Постарайся быть дома.
– Благослови тебя Бог, – пробормотал Аллейн, глядя как Громобой величественно приветствует зевак. – Уж Он-то знает, как сильно ты нуждаешься в благословении.
Полицейская машина отъехала и свернула в проулок, которому предстояло вывести ее прямиком на большую улицу. Следом тронулся нгомбванский автомобиль. С дальнего конца тупичка донеслись протестующие крики и толпа начала расточаться. Полный дурных предчувствий Аллейн вернулся в дом, смешал два коктейля и понес их в студию. Трой, так и не снявшая заляпанного краской халата, вытянулась в кресле, недовольно глядя на холст. В таких случаях она всегда напоминала ему мальчишку. Короткий клок темных волос спадал на ее лоб, руки были испачканы в краске, на лице застыло задумчивое выражение. Внезапно она встала, подскочила к мольберту и размашисто провела черную линию над головой, смотревшей на них из рыжевато-коричневых сумерек. Затем она отступила на несколько шагов в направлении Аллейна. Он уклонился в сторону, и Трой наконец увидела его.
– Как тебе? – спросила она.
– Никогда не думал, что ты можешь работать с такой быстротой. Ты меня поразила.
– Слишком быстро для хорошей работы?
– Ну что ты городишь? Это колдовство.
Трой приникла к нему.
– Он чудо, – сказала она. – Символ тьмы. И в нем есть что-то – почти отчаянное. Трагедия? Одиночество? Не знаю. Надеюсь, это здесь как-то проявится.
– Уже проявляется. Значит, комический элемент побоку?
– А, ты об этом! Да, конечно, он на редкость забавен. Что-то от викторианских музыкальных комедий. Но я чувствую это только так, приправа. Она мало что значит. Это ты мне принес выпить?
– Трой, милая, я должен сказать тебе кое-что малоприятное.
Она отошла к мольберту и вновь уставилась поверх стакана на холст.
– Правда? – неопределенно откликнулась она. – Что?
– Завтра утром он опять приедет позировать. Я хочу, чтобы до этого времени ты не впускала в дом никого и ничего, тебе незнакомого. Ни контролеров газовых счетчиков, ни мойщиков окон, ни пакетов, надписанных неизвестной тебе рукой. Ни представителей местных властей. Ничего и никого, в ком ты не была бы полностью уверена.
Трой, сохраняя отсутствующий вид, сказала:
– Ладно, – и тут до нее вдруг дошло. – Ты говоришь о
– О них самых.
– О Господи!
– Это, знаешь ли, не так глупо, как кажется. Ну что, договорились?
– Может, и не глупо, но черт знает как неудобно.
– Обещай.
– Хорошо, – сказала Трой, выдавливая на палитру полтюбика красного кадмия. Она поставила стакан и взяла кисть.
Вот и будь тут хозяином в доме, черт бы его побрал, думал Аллейн. Он смотрел как ее нервная, испятнанная краской рука нацеливает кисть и внезапно поводит ею, словно скрипач смычком. То, к чему ее влечет, думал он, и то к чему, по идее, должно влечь меня, это путешествие среди звезд, – раздельное и все же, каким-то чудотворным образом, общее, его-то и называют счастливым браком. Интересно бы знать, почему?
Трой обернулась и взглянула ему в глаза.