Чернее ночи

Расставание было с холодком, без взаимных симпатий. И уже через несколько минут после ухода Азефа Зубатов вызвал самого Евстратия Павловича Медникова, лучшего сыщика Департамента, ведавшего в нем всем «наружным наблюдением». Медникову он поручил «присмотреть» за инженером Раскиным — самому, лично, не привлекая никого из филеров охранного отделения.

Начав службу в полиции простым московским городовым, талантливый Евстратий дослужился до должности заведующего отрядом филеров Московского охранного отделения, а после того, как покровитель и ценитель его своеобразного таланта Зубатов был переведен в столицу и стал заведующим Особым отделом Департамента, перебрался вместе с ним в Петербург.

Зубатов верил ему, как самому себе, и поручал только самые ответственные дела.

— Не сомневайтесь, Сергей Васильевич, — заверил покровителя Медников. — Господин этот нам давно известен. Ловок, бестия, но уж постараемся...

А еще через несколько минут Зубатов был уже в кабинете директора Департамента.

— Ну и как он там, ваш «корнет Отлетаев»? — шутливо поинтересовался Лопухин. Однако, по мере того, как узнавал от Зубатова о боевиках Серафимы Клитчоглу, лицо Лопухина все больше мрачнело.

— Не нравится мне этот ваш инженер Раскин, впрочем, как и господин Ратаев. Похоже, что они хорошо спелись, два сапога пара.

— Можно сказать и так, — согласился Зубатов. — Тут я осторожненько поговорил с Раскиным, проверил, какие сведения он передавал за границей Ратаеву, и сравнил с тем, что Ратаев докладывал нам. И...

— Что — и? — насторожился Лопухин.

— Не все сообщает нам Леонид Александрович, не все, — почти выдохнул Сергей Васильевич. — То ли двойную игру ведет, то ли обиды на нас вымещает.

Лопухин покачал головой и задумался.

— Убирать надо его, мерзавца, пока он совсем к террористам не перекинулся, — решил он после некоторого раздумья дальнейшую судьбу Ратаева.

ГЛАВА 26

Серафима Клитчоглу была арестована еще до того, как Азеф отправился в Москву «кутить и снимать напряжение», следом за ней по наводке инженера Раскина были взяты и все ее боевики. Плеве доложили о блестящем успехе в предотвращении готовящегося теракта, впрочем, он и без того был бесконечно уверен в своей безопасности.

Зато Зубатову пришлось выдержать шумное объяснение с Азефом. Евгений Филиппович кричал, топал ногами и мерзко матерился, обвиняя его в «нелояльности», в создании невозможных условий для работы и даже в преднамеренном предательстве!

Зубатов все это стерпел. Впрочем, инженер Раскин проходил уже не по его ведомству — из Охранного отделения и Особого отдела он ведь был уже передан в загранагентуру, Ратаеву, в совершенно другое ведомство Департамента полиции, с которым у Зубатова были свои счеты. А удержаться от соблазна «подставить» теперь уже чужого сотрудника Зубатов не смог. С этого момента служебные пути его и Азефа разошлись навсегда.

«Была без радости любовь, разлука будет без печали», — по своей привычке цитировать расхожие стихи мог бы сказать обо всем этом Сергей Васильевич, но лгать самому себе все же не стал — в работе с Азефом у него было немало «звездных часов»: сколько произведено арестов, сколько перехвачено транспортов нелегальной литературы, сколько раскрыто подпольных кружков и групп! А «томское дело», Аргунов, Гершуни и, наконец, внедрение с согласия фон Плеве своего секретного сотрудника в самую верхушку Партии социалистов-революционеров и ее Боевой Организации! Что и говорить, сделано немало, но времена меняются, и у Зубатова были теперь иные планы, куда более амбициозные — его теперь влекло в большую политику, он чувствовал себя переросшим должность начальника Особого отдела. И самые лестные отзывы начальства теперь не удовлетворяли его честолюбие, «...вся полицейская часть, — говорил Плеве, — то есть полицейское спокойствие государства, в руках Зубатова, на которого можно положиться».

Это было сказано после ареста группы Клитчоглу, но еще до того дня, когда тысячи рабочих, организованных Зубатовым, возлагали венки и участвовали в гигантском молебне у памятника царю-освободителю Александру II.

Да, у Зубатова были теперь новые, куда более грандиозные планы, а для их исполнения нужны были и новые люди.

И они нашлись — священник Георгий Гапон и один из вождей «Еврейской независимой рабочей партии» Григорий Шаевич...

* * *