Черняев 1988

М.С.: Ты прав. Нищета философии. Ограниченность. Отсутствие культуры. Отсюда и бедность мысли, не говоря уже об отношении к моим замыслам... Есть, есть, тут Толя! И Лигачев опять удивил, набросился на прессу. Заявил, что правительство России - единственно хорошее. А Совмин СССР ничего не делает. Ну, подумай только! Открытым текстом свои привязанности и антипатии выказывает... И, что он думает, что мы такой примитив, что не понимаем что к чему? Воротников - это худшее у нас правительство из всех республик. Ты заметил, как его крыли (не называя по имени) на встречах с секретарями обкомов. А Рыжков? Да мы ему работать не даем - все его дела на ПБ тянем. И здесь все упирается в безвластие советской власти! Но - ненавидит Егор Николая. Тот ему платит тем же...

Потолок, Толя! Что с него возьмешь. 18 лет он (Лигачев) правил в обкоме, и не знает никаких других приемов. И образование опять же. Надо искать выход какой-то...

На партконференции нужен прорыв, новый интеллектуальный прорыв.

Посмотри: Партия. Авангардная роль - но как? Если отнять командование и управление? «Вся власть Советам!» Но как? Как заставить работать Советы после 60- летней привычки быть прихвостнем и полной дискредитации?

Говорим: вернуть социализму ленинский облик! Да. Но что это значит в теперешних условиях? Очищаем от скверны сталинщины, брежневщины... Еще много тут дел. Но это ведь негативистская работа. А какая конструкция должна быть? Правовое социалистическое государство. Огромная проблема. И т.д.

Все пора наполнять конкретным содержанием. Хватит провозглашать. Люди изверятся, если им говорить и говорить формулы = обещания.

Молодежь. Что ей сказать?

Как она понимает мир? Что ей этот мир? Как она понимает и зачем ей демократия? Что предпочитает?

Словом, надо думать. Время уходит.

Завтра в 3 часа соберемся: помощники, Яковлев, подумаем.

Я рассказал ему о Боффе, с которым вчера встречался.

26 апреля 88 г.

М.С. собрал Яковлева, Слюнькова, Медведева, Лукьянова, трех помощников, Биккенина, Ситаряна, Можина (зав. Экономического отдела), Болдина. И проговорил все идеи к XIX партконференции... Главное - в истории она останется, как первая после Гражданской войны коренная реконструкция политической системы: новая концепция авангардной роли партии, «Вся власть Советам!», правовое государство, национальный вопрос («Все двери и окна хлопают и камни по крыше стучат») - нельзя ждать до Пленума по национальному вопросу.

И итоги перестройки. Самокритика трех лет. Но, как выяснилось из выступлений Слюнькова и Ситаряна, нет даже идей, как наладить механизм экономики, чтоб он работал на новых принципах. Ситуация тревожная. Производство падает. И рыночное обеспечение скудеет. Сахар по паспортам начали продавать уже и в Москве. Это а ргороз.

Между прочим, М.С. рассказал («для вас только») в связи с проблемой гарантий и необратимости перестройки. Люди, говорит, очень встревожены, боятся, как бы все не опрокинулось. Ситуация очень обострилась в эти три недели «застоя» (между публикацией в «Советской России» и статьей в «Правде»). Вот случай... помните, я на той неделе три дня не появлялся на работе. Надо было врачебное обследование пройти. Давно откладывал. Так вот... ГАИ останавливает «Жигуленка» моего зятя (он врач в первой Градской), знают его номер. И прямо задают вопрос: «Где Михаил Сергеевич?» Зять туда- сюда. «Ты не виляй. Говори, где М.С.? Мы же знаем. Три дня уже его машины не идут в город! Слухи ходят, что его уже сняли... Если так, скажи. Народ вокруг заведен, говорят, если сняли - выйдем на улицу с оружием!»

Выступали все по очереди. Наговорили с короб. Я тоже говорил. Очень громко, в отличие от других - в запале, стоя. Две темы из того, что сказал, пожалуй, стоит зафиксировать:

1) Против Иванова (Фролова) тезиса о «возврате от Ленина к Марксу»,

Да, Маркса не читают, Маркса плохо и не по существу знают, напугались западных споров о его ранних произведениях. Делать что-то надо. Но не за счет Ленина.

2) Против тезиса Шахназарова: «вписаться в мировое сообщество, сказать, что мы такие же, как все»...

Тут я был ядовит. Сила - в нашей неординарности. «Сказать (что мы хотим вписываться)?» Мы (т.е. Г орбачев) говорим это Западу уже три года. Этого мало. Для Рейгана (последние его три речи) мы все равно тоталитарное государство, очаг коммунистической экспансии, подавляем свой народ и т.д. Так было и так будет, в том, что касается Рейгана и К⁰. Но вот то, что ни одна западноевропейская газета не опубликовала этих его речей, и только две американские газеты опубликовали - это уже исторический факт.

На встрече с Шульцем М.С. врезал открытым текстом по Рейгану за его две речи. Но ни Шульц, ни Нитце, ни Раджуэй, ни Пауэлл - не стали протестовать. Потому, что они порядочные люди и им, видимо, стыдно за своего шефа, хотя по должности и должны были бы вступиться. Это - тоже знаменательный факт.