Черниговцы [повесть о восстании Черниговского полка 1826]

В это время в комнату вошли новые гости: князь Трубецкой с Александром Николаевичем Муравьевым — приземистым человеком, толстоносым и скуластым. Александр Николаевич приходился Матвею и Сергею дальней родней. У Александра Николаевича в руках был портфель. Выражение лица было чрезвычайно серьезное. Искоса взглянув на Якушкина, он заявил, что они с Трубецким пришли по важному делу. Якушкин хотел было встать и уйти, но Александр Николаевич жестом остановил его.

— В этом деле и вы, если пожелаете, можете принять участие, — сказал он, — Оно касается всех благонамеренных людей.

Все уселись за стол, и Александр Николаевич, стараясь округлять фразы, начал речь, видимо заранее приготовленную. Он говорил о том, что сердца истинных сынов отечества преисполнены скорбью при виде повсеместного зла, что государь думает только о Европе да о парадах и разводах, и кончил тем, что во всем виноваты немцы, которые окружают государя и забирают все высшие места. Мало-помалу он разгорячился.

— Житья нет русскому человеку от проклятых гансвурстов! — воскликнул он, хлопнув по столу, — Если государь променял пас на немцев, то нам пора самим позаботиться о судьбах отечества.

Он поспешно выложил из портфеля на стол несколько исписанных листков и, накрыв их ладонью, продолжал:

— Вот план устава. Я предлагаю составить общество для спасения отечества.

— От немцев? — спросил Сергей.

— Да, для противодействия немцам, находящимся на русской службе и вредящим России, — отвечал Александр Николаевич. — Князю, — он обратился к князю Трубецкому, — уже известны мои мысли. Я хотел бы знать мнение остальных. Согласны вы вступить в такое общество?

— Знаю, ты враг немцев, — насмешливо откликнулся Матвей из угла. — Неужели ты полагаешь, что все зло в немцах?

— А то как же! — запальчиво ответил Александр Николаевич, повернувшись к Матвею. — Тут Бенкендорф, там эта сухая цапля Клейнмихель…

— А что же Аракчеев? — спросил Сергей, переглянувшись с Матвеем. — Должно быть, тоже из немцев?

— Могу сообщить, что Аракчеев пишет сейчас какой-то важный проект по указанию государя, — сдержанно заметил князь Трубецкой. — Говорят, всех казенных крестьян зачислят в солдаты, а деревни превратят в военные поселения под особым управлением Аракчеева.

Трубецкой подчеркнул последние слова. Он говорил равнодушно, но, видимо, имел при этом какую-то цель.

— Да, я слышал об этом, — сказал Никита. — Дело ясное: государь заводит особую армию, чтобы избавиться от необходимости считаться с нами и с мнением народным.

— Нет, господа! — заговорил вдруг мрачно молчавший все время Якушкин. — Нет, господа! Если что-нибудь устраивать, то не орден рыцарей, каких у нас совсем и не бывало, и не общество для противодействия немцам. Тут дело не в немцах! Надо Россию спасать — Россию, о которой совсем и не думает царь. Год и четыре месяца его не было в России. Мы ждали его, мы верили, что вернувшись, он облегчит участь народа, даст новые права сословиям, расширит торговлю, подымет промышленность. Мы надеялись, что под его счастливым правлением наше отечество взойдет наконец в семью цивилизованных наций. И что же мы видим? Царь окружает себя приспешниками, холопами и льстецами, отстраняет лучших людей из дворянства и замышляет против них козни. Я сию минуту готов вступить в такое общество, которое напомнит царю о народе!

Сергей встал и с чувством, не говоря ни слова, пожал руку Якушкину. Он никогда не слышал, чтобы Якушкин говорил так сильно и так горячо.

После некоторого молчания заговорил Трубецкой.

— Александр Николаевич действительно сообщил мне свои предположения, — сказал он. — Но он меня не так понял. Я выразил согласие на составление общества, но не думал ограничивать его цель противодействием немцам. Я рад, что мнение присутствующих, по всей видимости, склоняется к моему. Благо отечества в обширнейшем смысле — вот наша цель!

— Благо отечества, — сказал Сергей, — не может служить достаточным изъяснением наших целей, потому что каждый будет толковать его по-своему. Мы должны теперь же определить, что благо отечества мы полагаем в установлении законно свободных учреждений, как в европейских государствах, и прежде всего — в уничтожении рабства крестьян.

— Но что может сделать общество? — с сомнением заметил Матвей. — Нас здесь шестеро, а Россия достаточно велика.

— Да, шестеро, — подхватил Сергей, сдвинув брови, — но за нами пойдут сотни и тысячи!

— Что ж, отбирать голоса, господа, как бывает при всяких собраниях? — шутливо спросил Трубецкой.

— Не нужно, — сказал Никита, — мы все согласны.

— А вы, Александр Николаевич? — обратился Трубецкой к Александру Муравьеву.

— Что ж, я от друзей не отстану, — добродушно ответил тот. — Вот моя рука! А все-таки скажу: не место немцам в России!

Все рассмеялись.

Денщик принес чай. Беседа продолжалась. Говорили о будущем устройстве общества и намечали программу устава. По предложению Сергея, общество было названо Союзом спасения.

VI. ЯКУШКИН