Что касаемо текущего положения. С экстренными пациентами мы разобрались. Если вдруг не вскроется какая-то скрытая проблема или неожиданное осложнение, то я надеюсь, что всё будет хорошо. Надеюсь. Хотелось бы знать наверняка, но в имеющихся условиях я могу полагаться только на то, что вижу. С оставшимися мы разберёмся до вечера. Потом, извини, Андрюша, нам надо будет передохнуть. И дело не только во мне. Валентина Дмитриевна, конечно, никогда и слова не скажет, будет работать столько, сколько нужно. Но в нашем возрасте такие подвиги часто вылезают боком. Так что не обессудь.
Смирнов молча кивнул.
– После этого, если, боже упаси, не приключится ничего неожиданного, мы займёмся мелкими травмами. Возможно, кому-то придётся делать ещё одну операцию. Посмотрим. Но здесь начинает возникать следующая проблема – послеоперационное лечение, уход и реабилитация. Не секрет, что резать и штопать хирурги умеют достаточно давно. Пожалуй, ещё со времён Пирогова. А помирали пациенты – заметь, правильно и качественно заштопанные – от всякой сопутствующей ерунды. Типа инфекций, общего угнетения жизненных сил организма и прочего. Не мне тебе рассказывать, ты сам такое видел. И не раз. Поэтому, Андрюша, дальнейшие последствия работы трёх высококлассных медицинских специалистов, а я имею в виду Марину, Валентину Дмитриевну и твоего покорного слугу – так вот, результаты этой работы будут напрямую зависеть от того, насколько быстро прооперированные пациенты получат качественное лечение в стационаре. Не обижайся, но это место на него совсем не походит. Проходить здесь реабилитацию после полного выздоровления – пожалуйста, я бы всех сюда отправлял с наилучшими рекомендациями. Нет, не сюда напрямую, конечно. Я уважаю ваше право на покой. Но учти, пожалуйста, моё мнение. Нам было бы очень грустно видеть, что наша работа не пошла впрок в результате того, что пациент не получил положенного в таких случаях курса антибиотиков или витаминов, нормальной рекомендованной диеты или качественно выполненных перевязок.
Смирнов кивнул ещё раз.
– Анатольич, ты даже не представляешь, насколько точно бьёшь. С того самого момента, как мы их вытащили, моя главная головная боль – что делать дальше. Вот ты человек напрямую со мной не связанный, сторонний наблюдатель. Хорошо осведомлённый. И твоё мнение для меня крайне ценно и полезно. Давай я попытаюсь разложить перед тобой ситуацию, а ты выскажешь свои соображения. Во-первых, давай не будем разбираться, как все эти люди здесь оказались. Знаю одно – это не наш рейс, не российский. Мужик из пассажиров, с которым можно общаться, сказал, что они летели рейсом из Чикаго в Берлин. Как их угораздило оказаться в наших краях – тема отдельная. Он говорит, что был взрыв, разгерметизация, аварийное снижение, а дальше они плюхнулись в болото. Почему и как – это всё не важно. Важно то, что мы очутились рядом и ввязались во всю эту историю.
Андрей машинально выудил из кармана пачку, сунул в рот сигарету. Артамонов поморщился при её виде, но вместо замечания сочувственно похлопал Смирнова по колену.
– Андрюша, я прекрасно понимаю, к чему ты ведёшь. Только давай сразу поставим одну важную точку. Насколько я тебя знаю, ты спасал этих людей без всякого расчёта, инстинктивно. Просто потому, что это правильно. Я, как ты позволил себе заметить, действительно неплохо осведомлённый человек, и я хорошо знаю, что хоть ты и уголовник с чисто формальной точки зрения, но человек ты хороший. С точки зрения человеческой. Поэтому мой дом открыт для тебя и твоих просьб. Поверь, очень многие в этой округе получат от меня помощь, только если приползут к моему крыльцу или привезут к нему своих раненых. Тогда конечно, я буду их лечить, оперировать, даже спасать. Я же врач, тут я не могу поступить иначе. Потому что это тоже правильно. Хотя есть пара человек, которым я бы дал истечь кровью у себя на глазах. Как бы мерзко мне при этом не было.
Старый хирург покачал головой, вздохнул тяжко.