Чернила и огонь

– Продавщица книг рассказала мне кое-что интересное.

– А, да?

Должно быть, он не заметил сарказма в моем голосе, потому что был чересчур взволнован, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

– Она сказала, что в городе не так уж много лавок со старыми книгами. – Олег показал мне блокнот, в котором нацарапал несколько строчек. – Только вот эти четыре магазина. Это значительно сужает круг поиска, ведь так?

Он взглянул на меня, словно щенок, считающий, что заслуживает лакомство за то, что сделал что-то забавное. По правде говоря, я не понимала, почему так разозлилась. Я списала это на то, что мне самой не пришло в голову такой очевидной идеи, как спросить об этом продавщицу. Я теряла хватку.

– Дай-ка мне названия этих книжных.

Ошарашенный моей резкостью, Олег с недоумением на меня взглянул, но, не став спорить, протянул мне блокнот.

Я ввела названия магазинов в поисковик своего телефона. Почерк у Олега был ужасным. «Что тут, черт возьми, написано?», – подумала я, но в результате нашла точные адреса четырех книжных. Мы отправились в первый из них, находившийся в получасе ходьбы от нас. По дороге мы зашли в обменный пункт, чтобы снять немного злотых, местной валюты.

– У нас мало где примут евро, – заверил меня Олег.

Я обменяла большую часть денег, которые были у меня с собой. Я сняла много наличных в банкомате в аэропорту Рима, чтобы у нас были деньги на время нашего расследования в Польше. Представляю, какое лицо будет у Терезы Солана, когда, проверяя историю моих операций по карте, она заметит эту трату, впрочем, я придумаю этому какое-нибудь объяснение.

Сняв деньги, я, как и обещала, в первую очередь вернула Олегу стоимость билета до Вроцлава. Потом я убрала оставшиеся наличные, чуть меньше пятисот евро, надеясь, что этого хватит на нашу спонтанную поездку.

С карманами, набитыми злотыми, мы продолжили свой путь к книжному магазину. По дороге я то и дело оборачивалась, чтобы увидеть потенциальных воришек, вроде тех, что пытались ограбить нас в Риме, но никто, с кем мы пересекались, казалось, не проявлял к нам ни малейшего интереса, скорее, наоборот.

Никаких признаков Ченчо тоже не наблюдалось, что радовало. Я с трудом могла поверить, что нам удалось так легко обвести его вокруг пальца.

Мы дошли до первого книжного магазина – небольшого заведения, расположенного по соседству с лавкой антикварной мебели, словно оно было ее пристройкой. Олег пошел поговорить с продавцом, а я в это время решила просмотреть названия книг. Коллекция была небольшой и говорила о том, что владелец магазина обладал хорошим вкусом. Там были книги на английском, испанском и итальянском, а еще – несколько экземпляров «Песнопений святой Марии» на галисийском за 299 злотых, или чуть меньше 70 евро.

Вернувшись ко мне, Олег указал на человека за стойкой – мужчину лет пятидесяти, обладавшего такими аккуратными усиками, что я предположила – он подстригал их каждое утро, чтобы убедиться, что они не потеряли форму.

– Он сказал, что ничего не знает о человеке по фамилии Хербст. К тому же магазин открылся всего двадцать лет назад, так что он, вероятно, с ним даже не пересекался.

Выйдя из-за стойки, продавец что-то добавил, указывая в глубину магазина.

– Он говорит, что там есть еще книги на испанском, – перевел Олег. – В той части зала. – Мужчина сдержанно улыбнулся, словно надеялся что-то выгодно нам продать. За то время, пока мы находились в магазине, туда больше никто не заходил, поэтому его надежда была более чем оправданной. Чтобы не показаться невежливой, я направилась туда, куда он указал. – Он говорит, что соседний магазин тоже принадлежит ему, – продолжил Олег. – Он покупает старинную мебель, реставрирует ее и…

Но я его уже не слышала, переводя взгляд, словно лазерный луч, на корешок экземпляра, спрятавшегося между двумя другими, более крупными. Осторожно достав его, я покосилась на продавца, выражение лица которого сменилось с любопытного на настороженное.

Речь шла об «Испанском Парнасе» Франсиско де Кеведо, напечатанном в Мадриде в 1695 году Пабло де Валем. Пергаментные страницы и нанесенные медью иллюстрации придавали книге немалую ценность, но по-настоящему исключительной ее делала пометка от руки на первой странице, в которой некий Клаудио Алонсо де Мальбоан утверждал, что произведение подверглось цензуре согласно «Индексу запрещенных книг» 1707 года.

Перелистнув несколько страниц, я убедилась, что некоторые предложения и абзацы и правда были без особого энтузиазма вычеркнуты. Потом я снова повернулась к Олегу, который замер, заподозрив, что я обнаружила что-то важное.

– Это – сокращенная версия «Испанского Парнаса», – объяснила я. – На первой странице – пометки и подпись цензора.

Я не ожидала, что Олег поймет, какой важной была эта находка, но он вдруг взглянул на книгу с благоговением, таким же сильным, как и моя осторожность. Продавец тоже все осознавал – судя по ухмылке, застывшей у него под усиками, и тому, с каким едва уловимым жадным блеском в глазах он на меня смотрел.

– Сколько вы за нее хотите?