Мальчик смотрел на него так обиженно, будто его заставили сунуть руку в огонь.
– Но они же привязаны, – возразил он. – Что их караулить? Мои узлы ещё никому не удавалось развязать, честное слово! Пожалуйста, возьми меня с собой! Я могу посторожить, могу отвлечь часового. Я могу даже забраться в дом Каприкорна. Я умею красться тише, чем Гвин!
Но Сажерук отрицательно покачал головой.
– Нет! – сказал он резко. – Сегодня я пойду один. А если я захочу, чтобы за мной ходили по пятам, я заведу себе собаку.
И он отошёл от оторопевшего мальчика.
День был жаркий. В голубом небе над холмами не было ни облачка. До темноты оставалось ещё много часов.
В ДОМЕ КАПРИКОРНА
Во сне я попадал иногда в мрачный дом, который совсем не знал, в незнакомый, мрачный, страшный дом! Там были тёмные комнаты, в которых я задыхался…
Две узкие металлические кровати друг над другом у белёной стены, шкаф, стол у окна, стул, на стене пустая полка, на ней одна-единственная свеча. Мегги надеялась, что из окна видна дорога или хотя бы автостоянка, но окно выходило во двор. Там несколько служанок Каприкорна пололи грядки, а в углу, в огороженном загоне, клевали корм куры. Двор был окружён высокой стеной, как тюрьма.
Фенолио сидел на нижней кровати и мрачно глядел на неметёный пол. Половицы скрипели при каждом шаге. За дверью бранился Плосконос:
– Почему я? Нет уж, поищи кого-нибудь другого, чёрт побери! Я лучше проберусь в соседнюю деревню, положу кому-нибудь перед дверью пропитанную бензином тряпку или повешу дохлого петуха на окно. Я даже готов скакать перед окнами, обряженный чёртом, как Кокерель месяц назад. Но отстоять себе все ноги, карауля старика и девчонку! Поищи на это мальчика, который обрадуется, что ему поручают не только машины мыть. Но Баста был непреклонен.
– После ужина тебя сменят, – сказал он и ушёл.
Мегги слышала, как его шаги удаляются по длинному коридору. До лестницы было пять дверей, а внизу, слева от лестницы, был выход… Она хорошо запомнила дорогу. Но как проскользнуть мимо Плосконоса? Она снова подошла к окну. От одного взгляда вниз голова у неё закружилась. Нет, тут не слезть. Тут только шею сломаешь.
– Не закрывай окно! – произнёс Фенолио у неё за спиной. – Здесь такая жара, что расплавиться можно.
Мегги присела на кровать рядом с ним.
– Я убегу, – шепнула она. – Как только стемнеет.
Старик недоверчиво поглядел на неё, потом энергично покачал головой.
– С ума ты сошла? Это слишком опасно.
За дверью в коридоре все ещё ворчал Плосконос, ни к кому не обращаясь.
– Я скажу, что мне нужно в туалет. – Мегги прижала к себе свой рюкзачок. – А потом убегу.
Фенолио схватил её за плечи.
– Нет! – прошептал он ещё настойчивее. – Нет, ни в коем случае. Мы что-нибудь придумаем! Придумывать – моя профессия, ты забыла?
Мегги поджала губы.
– Ладно, ладно, – пробормотала она. Потом встала и подошла к окну.
За окном уже сгущались сумерки.
«И всё-таки я попытаюсь, – думала она. (Фенолио за её спиной со вздохом вытянулся на узкой кровати.) – Они не сделают из меня наживку. Я убегу, я не допущу, чтобы они поймали ещё и Мо».
И в ожидании темноты она в сотый раз отгоняла мысль, настойчиво лезшую ей в голову: где же Мо? Почему его всё ещё нет?
ЛЕГКОМЫСЛИЕ
– То есть ты думаешь, это всего лишь случай? – спросил граф.
– Для меня все – случай, до той поры, пока не будет доказано обратное, – ответил принц. – Поэтому-то я пока ещё жив.
Жара не спала даже с заходом солнца. Ни малейшего дуновения не чувствовалось в наступающей темноте, только светлячки плясали в пожухлой траве, когда Сажерук вновь прокрался в деревню Каприкорна.
На этот раз по автостоянке слонялись двое часовых, и ни на одном из них не было наушников. Поэтому Сажерук решил подобраться к дому Каприкорна иначе. На другой стороне деревни были улочки, более ста лет назад полностью разрушенные землетрясением и после этого заброшенные, так что Каприкорн и не пытался их восстановить. Улочки эти были засыпаны обломками обвалившихся стен, лазать там было небезопасно. Здесь до сих пор иногда что-нибудь рушилось, хотя прошло столько лет, и люди Каприкорна старались не ходить в эту часть деревни, где за проржавевшими дверьми на столах стояла грязная посуда исчезнувших жителей. Прожекторов здесь не было, и даже часовые редко сюда заглядывали.