Чернильное сердце

Она уснула, когда за окном уже брезжило утро, но дурные сны не уходят с темнотой. В серых предрассветных сумерках они растут особенно быстро и из секунд сплетают вечность. В сон Мегги пробрались одноглазые великаны и гигантские пауки, трёхглавые псы, ведьмы, пожирающие детей, – все чудища, каких она когда-либо встречала на книжных страницах. Они вылезли из сундука, который сделал ей Мо, соскользнули со страниц её любимых книг. Даже из книжек с картинками, которые дарил ей Мо, когда она ещё не умела складывать буквы, выползали страшилища. Пёстрые, косматые, они плясали по сну Мегги, улыбаясь во всю пасть и щеря мелкие, острые зубы. Там был Чеширский Кот, которого она всегда так боялась, и Сорванцы, которые до того нравились Мо, что он повесил картинку с ними у себя в мастерской. Какие же у них были огромные зубы! Они перемололи бы Сажерука, как хрустящий хлебец! Но как раз в тот момент, когда один из них, с глазами величиной с тарелку, выпустил острые когти, из серой пустоты возникла новая фигура, потрескивающая, как пламя, серая, как пепел, без лица и названия; она схватила Сорванца и разорвала на несколько бумажных клочков.

– Мегги!

Чудища исчезли, в лицо Мегги светило солнце.

У кровати стоял Фенолио.

– Тебе что-то снилось?

Мегги села. По лицу старика было похоже, что он всю ночь не спал, и морщин у него от этого стало ещё больше.

– Фенолио, где мой отец? – спросила она. – Ну почему же он не приходит?

ФАРИД

Потому что разбойники эти имели обыкновение поджидать путников на просёлочных дорогах да грабить деревни и города, нарушая покой мирных жителей. И каждый раз, когда они останавливали караван или нападали на деревню, добычу они несли в это отдалённое, неприметное место, скрытое от людских глаз.

Сказка про Али-Бабу и сорок разбойников

Фарид вглядывался во мрак до боли в глазах, но Сажерук не возвращался. Иногда Фариду казалось, что он видит в нависших ветвях его покрытое шрамами лицо. Порой ему слышался в сухих листьях шорох почти беззвучных шагов. Но это всякий раз оказывалось ошибкой. Фарид привык вслушиваться в темноту. Он провёл за этим занятием много ночей и приучился доверять ушам больше, чем глазам. Там, в другой жизни, где мир вокруг него был не зелёным, а жёлто-коричневым, глаза много раз подводили его, а на уши он всегда мог положиться.

И всё же в эту ночь, самую длинную из всех ночей на его веку, Фарид прислушивался напрасно. Сажерук не вернулся. Когда над холмами занялся рассвет, Фарид подошёл к пленникам, дал им воды, чёрствого хлеба из своих скудных запасов и несколько маслин.

– Послушай, Фарид, отвяжи нас! – сказал Волшебный Язык, когда мальчик засовывал хлеб ему в рот. – Сажерук давно должен был вернуться, сам понимаешь.

Фарид молчал. Он любил голос Волшебного Языка. Этот голос вывел его из той, горестной жизни. Но Сажерука он любил больше, сам не зная почему, а Сажерук велел ему сторожить пленников. Он не велел их отвязывать.

– Послушай, ты же умный мальчик, – сказала женщина. – Подумай своей головой. Ты собираешься сидеть здесь, пока не придут бандиты Каприкорна и не заберут нас? Мы будем отлично смотреться: мальчик, охраняющий двух привязанных взрослых, которые не смогут пошевелить рукой, чтобы ему помочь. Разбойники помрут со смеху.

Как же её звать? Элинор. Фариду не давалось это имя. Он с трудом ворочал его языком, как попавший в рот камешек. Оно звучало как имя волшебницы из далёкой-далёкой страны. Он боялся её, она глядела на него, как мужчина, без смущения, без страха, а голос у неё бывал временами очень громкий, сердитый, как рычание льва…

– Нам нужно спускаться в деревню, Фарид! – сказал Волшебный Язык. – Нужно выяснить, что случилось с Сажеруком и где моя дочь.

Ах да, эта девочка… Девочка с голубыми глазами – как лоскутки неба, окружённые тёмной изгородью ресниц. Фарид ковырял землю палочкой. Муравей тащил вдоль его ноги крошку хлеба величиной с себя самого.

– Может быть, он нас не понимает, – сказала Элинор.

Фарид поднял голову и сердито посмотрел на неё.

– Я все понимаю!

Он с первой минуты все понимал, будто никогда и не знал другого языка. Он вспомнил красную церковь. Сажерук объяснил ему, что это прежде была церковь, Фарид раньше никогда не видел такого здания. Он вспомнил человека с ножом. В прошлой его жизни таких людей было много. Они любили свои ножи и делали ими страшные вещи.

– Если я тебя отвяжу, ты сбежишь.

Фарид неуверенно посмотрел на Волшебного Языка.

– Не сбегу. Думаешь, я оставлю там мою дочь? У Басты и Каприкорна?