Чернильное сердце

– Гляди: я плюю на него! Чтоб ему сгинуть на веки веков! Увидишь владельца, скажи ему, что ты слышал! Скажи, что в тысячу двести девятнадцатый раз Дженнет Клустон призывает проклятие на его голову, на его дом, хлев и конюшню, на чад и домочадцев, на всю его родню, на его слуг и гостей – будь они прокляты до седьмого колена!

Р. Л. Стивенсон. Похищенный[16]

Фенолио убедил часового, что ему срочно нужно поговорить с Бастой. Старик был мастер сочинять. Он плел истории быстрее, чем паук паутину.

– Тебе чего, старик? – спросил Баста, появившись в дверях с оловянным солдатиком в руке. – На, маленькая ведьма! – сказал он и отдал солдатика Мегги. – Я бросил бы его в огонь, но от меня здесь уже мало что зависит.

Услышав слово «огонь», оловянный солдатик вздрогнул, усы у него встали дыбом. Мегги больно кольнуло отчаяние, мелькнувшее в его глазах. Ей казалось, что она чувствует, как бьется его маленькое сердце у нее в кулаке. Она вспомнила конец этой сказки: «Оловянный солдатик растаял и сплавился в комочек. На другой день горничная выгребала из печки золу и нашла маленькое оловянное сердечко».

– Да, от тебя здесь уже мало что зависит. – Фенолио снисходительно смотрел на Басту, как отец на сына: в некотором смысле он и был его отцом. – Поэтому-то я и хотел с тобой поговорить, – сказал он и заговорщически добавил: – Я предлагаю тебе сделку.

– Сделку? – Во взгляде Басты отразились высокомерие и страх.

– Да, – тихо ответил Фенолио. – Мне тут скучно. Я ведь, как ты сказал, писака. Мне нужна бумага, как другим хлеб и вино. Принеси мне бумагу, и я помогу тебе вернуть ключи, которые отняла у тебя Мортола.

Баста вытащил нож. Когда он раскрыл его, оловянный солдатик так задрожал, что выронил штык.

– И как же ты это сделаешь? – спросил Баста, выковыривая ножом грязь из-под ногтей.

Фенолио нагнулся к нему:

– Я напишу тебе старинный заговор, насылающий такую хворобу, что Мортола надолго сляжет и у тебя будет время убедить Каприкорна, что надежнее, если ключи будут храниться у тебя. Заговор, конечно, подействует не сразу, необходимо выждать, но, когда он подействует, можешь не сомневаться… – Фенолио многозначительно поднял брови.

Баста презрительно ухмыльнулся:

– Да я уже пробовал – и пауками, и петрушкой с солью… Ничего проклятую каргу не берет.

– Это же надо! – тихо рассмеялся Фенолио. – Петрушка и пауки! Как же ты глуп, Баста! Я говорю не о детском заклинании. Я говорю о буквах, при помощи которых можно сотворить и добра и зла больше, чем любым другим способом. Уж поверь мне, – прошептал Фенолио и добавил: – Ведь тебя я создал из букв, Баста! И тебя, и Каприкорна.

Баста отшатнулся. Страх и ненависть – двойняшки, и Мегги увидела, как на лице Басты отразилось и то и другое. Но она поняла: он поверил старику. Поверил каждому слову!

– Ты колдун! – прошипел он. – И тебя, и девчонку с ее папашей надо бы сжечь заодно с вашими проклятыми книгами. – И он трижды плюнул старику под ноги.

– Плюешься, чтоб не сглазить, да? – насмешливо спросил Фенолио. – Насчет сжечь – так это мысль не новая, Баста. Тебе ведь новые мысли никогда и не приходили в голову. Ну что, мы договорились?

– Ладно, – согласился Баста. – Но я каждый день буду проверять твою писанину. Понял?

– Конечно! – ответил Фенолио. – Еще мне понадобится ручка и черные чернила.

Баста принес ему ручку и стопку писчей бумаги. С самым глубокомысленным видом Фенолио сел за стол и взял лист бумаги. Положив его перед собой, он аккуратно разорвал его на девять частей и на каждой написал пять одинаковых витиевато-неразборчивых букв. Потом, тщательно сложив все бумажки, он плюнул на каждую и вручил их Басте.

– Три положи туда, где она ест, три – где спит и три – где работает. Тогда через три дня и три ночи случится то, что ты хочешь. Но если она заметит хоть одну бумажку, заклятие обратится против тебя.

– Как против меня? – Баста смотрел на бумажки с таким видом, будто боялся, что они заразят его проказой.

– Спрячь их получше, чтобы проклятая старуха не нашла их, – ответил Фенолио, стараясь поскорее выпроводить его.

– Если твой заговор не подействует, старик, – закрывая за собой дверь, прорычал Баста, – твоя морда будет в таких же шрамах, как у Сажерука!

Он удалился, а Фенолио, довольно улыбаясь, прислонился к запертой двери.

– Так ведь он же не подействует, – еле слышно произнесла Мегги.

– Три дня – большой срок, – сказал Фенолио, снова усаживаясь за стол. – Надеюсь, столько не понадобится. Нам ведь необходимо, чтобы казнь не состоялась завтра вечером, верно?