Черно-белая жизнь

Она вошла в здание больницы. Наконец добралась! Быстро поднялась по ступенькам – второй этаж, лифт ждать не стала. Подошла к палате и затормозила – достала пудреницу, мазнула спонжем по лицу, механически поправила волосы, выдохнула – и открыла дверь.

Муж увидел ее, и выражение его лица стало скорбным – поджатые губы, сведенные брови.

– А, – усмехнулся он, – приехала все-таки! А мы уж… не ждали!

Леля вздрогнула – в его словах было столько сарказма, что она растерялась.

– Витя! Да что с тобой? – дрогнувшим голосом спросила она и повторила: – Что с тобой, Витя? Ты же все знаешь! Что же ты… так?

Муж покачал головой, недовольно хмыкнул и отвернулся:

– Ну, знаешь ли… Если тебе еще надо и объяснять!

«Стоп, Леля! – сказала она себе. – Это, наверное, депрессия. Вполне законная депрессия – после всего, что он пережил. Господин Штольц предупреждал – возможна депрессия! У таких больных это часто бывает. Обижаться на него я не должна – просто не имею права я на него обижаться! В конце концов, у меня – неприятности, только и всего! Но – я здорова! Я на ногах и здорова. А он – он болен, да. У него ужасный диагноз. В конце концов, сломался бы всякий. Еще неизвестно, как бы на его месте повела себя я! Так, взять себя в руки и сделать вид, что я не обиделась. И еще – странно – мне кажется, что я… опять виновата! Может, он прав? Надо было наплевать на этот дурацкий бизнес и остаться возле него? Ну, прав не прав, а доля истины в его словах есть. Он всегда был обидчив, а с болезнью… Все, беру себя в руки».

Короткий выдох – взяла. Леля выдавила из себя улыбку и сказала:

– А я привезла тебе сыр! Твои любимые канталь и ливаро! И еще ветчины! Тебе нравилась французская ветчина, помнишь?

Виктор повернул голову, внимательно посмотрел на нее и вздохнул. Ничего не ответил.

Она засуетилась:

– Вот сейчас, только вымою руки! Я же с дороги!

Зашла в ванную и долго мыла руки, смотря на себя в зеркало – замученная, усталая и несчастная. Ей всегда говорили, что она выглядит гораздо моложе своих лет. А тут… все ее сорок девять крупными буквами! Просто кричат: «Эй! Что-то ты, матушка, совсем распустилась!»

Тут же закипели слезы и подступила обида – я же с дороги! Он видит, как я устала. Ничего не спросил про Катьку – ни одного слова. Не предложил мне присесть, выпить чаю. Какой эгоизм, господи… Только свои проблемы и только свои обиды.

«А что ты так удивилась? Так было, кстати, всегда, не только сейчас – забыла?»

Леля вытерла руки и открыла дверь ванной.

В эту минуту палатная дверь распахнулась и на пороге появилась Галочка.

– Витя, родной! Ну вот, говорила с фрау Мюллер! Завтра мы едем домой! Домой, слава богу! Ты рад, мой родной?

Леля замерла на пороге ванной комнаты, переваривая услышанное. В голове гулко стучало, сердце билось как бешеное.

Теперь все стало на свои места. Ах как все просто! Как оказалось все просто, банально и пошло!

Она вышла из ванной и посмотрела на Галочку.

– Ну, здравствуй, подруга! И давно? Давно он – «родной» и «домой»? – Она рассматривала Галочку, словно видела ее впервые, и чувствовала, как стынет ее собственное сердце. – А ты, оказывается, воровка, моя тихая, милая, услужливая Галочка! Черна в тихом озере водица, как думаешь?

Галочка, бледная как полотно, не поднимая на Лелю глаз, тихо сказала:

– Ты… сама же сказала… что любви давно нет, а есть привычка. Чувство долга, и все. Ты сама говорила – вы давно стали соседями и живете параллельной жизнью. Что твой брак неудачный и это стало просто привычкой. Я ничего не придумала? Это твои слова, да?

Галочка подняла глаза и в упор посмотрела на Лелю. Леля молчала. Зато заговорил муж:

– Ты меня бросила в самую тяжелую минуту. Поехала по каким-то пустячным делам, оставила меня одного. Дальше у тебя нашлось еще важное дело – срочно лететь в Париж. Важное дело, важнее, чем я! А она, – он кивнул на Галочку, – а она ухаживала за мной, как за малым ребенком. Выводила меня на прогулку – ты бы никогда не делала всего этого. Варила мне кашу, стирала мое белье. И все остальное! – Он махнул рукой. – Да что говорить! И потом, Леля! Не в каше дело! И не в прогулках. Я, представь, впервые узнал, что значит забота! И какой может быть женщина – настоящая женщина, понимаешь? Тихая, добрая, с нежной душой. А ты, Леля, прости, просто танк! Тяжелая артиллерия. Я устал от твоего напора! От твоей энергии и вечных безумных планов. Ты не жена. Для меня не жена. И я давно понял, что мы не подходим друг другу. Разные у нас с тобой темпераменты, разные интересы. Мне никогда не было понятно то, что было так ясно тебе. – Он скорбно замолчал и глянул на Галочку, словно ища у нее поддержки. Та смотрела в окно.

Наконец Леля нарушила молчание: