Кто-то верно заметил,что после Освенциманевозможно писать стихи.Ну а мы —после Потьмы и тьмы Колымы,всех этапов и всех пересылок,лубянок, бутырок(выстрел в затылок!выстрел в затылок!выстрел в затылок!) —как же мы пишем,будто не слышим,словно бы связанынеким всеобщим обетом —не помнить об этом.Я смотрю, как опять у меня под окномраскрываются первые листья.Я хочу написать, как опять совершаетсявечное чудо творенья.И рождается звук, и сама по себевозникает мелодия стихотворенья.Но внезапно становится так неуютно и зябков привычном расхожем удобном знакомом размере,и так явственно слышится —приговорен к высшей мере! —так что рушится к черту размери такая хорошая рифма опять пропадает,и зуб на зуб не попадает,я смолкаю, немею,не хочу! – я шепчу —не хочу, не могу, не умею —не умею писать о расстреле!Я хочу написать о раскрывшихся листьях в апреле.Что же делать – ну да, ну конечно,пока мы живем – мы живем…Но опять —истязали! пытали! зарыли живьем! —так и будет ломать мои строки,ломать и корежить менядо последнего дняэта смертная мука мояи моя западня —до последнего дня,до последнего дня!..Ну а листья, им что, они смотрят вокруг,широко раскрывая глаза, —как свободно и весело майская дышит гроза,и звенит освежающий дождик, такой молодой,над Отечеством нашим,над нашей печалью,над нашей бедой.
«Это общество – словно рояль…»
Это общество – словно рояль, безнадежнорасстроенный,весь изломанный, весь искорябанный, весьискореженный —вот уж всласть потрудились над ним исполнителирьяные,виртуозы плечистые, ах, барабанщики бравые.Как в беспамятстве, все эти струны стальные и медные,лишь вчера из себя исторгавшие марши победные, —та едва дребезжит, та, обвиснув, бессильно качается,есть отдельные звуки, а музыка не получается.И все так же плывет над пространством огромной странызатянувшийся звук оборвавшейся некой струны.
Сумасшедшее такси
(Из ненаписанных стихотворений)
Времяне течет равномерно,ход егото замедляется,то убыстряется —впрочем,это только на малых отрезках.В детствевремя движется медленно,плавно,почти незаметно —может порой показаться,будто не движется вовсе,но постепенно,с годами,берет разгон,все уверенней,все быстрее,набирает скорость,все быстрее,быстрее —кажется, все,быстрее уже невозможно —а нет,еще и еще —продолжается ускоренье…Все чащесебя ощущаюнесущимсяв сумасшедшем таксис обезумевшим счетчиком,отщелкивающиммои годы,словно секунды, —эй,хоть немного потише! —да куда там,только мелькаютэти звонко стучащие цифрына обезумевшем счетчикев сумасшедшем такси.