Черно-белое кино

Деревня разбросалась по крутым склонам глубоких оврагов. Крохотные, одинаковые мастью и размером телята-близнецы гармонично вписывались в вечерний закатный пейзаж. Взрослое стадо помыкивало вдалеке, возвращаясь с бывших колхозных полей.

Утром в церковь, убранную березовыми ветками, пришло семнадцать старух и один дядя с бородой, похожий на Льва Толстого. В левом приделе скромно лежал, никому не мешая, покойник. Кириллов прильнул губами к образу Спасителя и там, где семьдесят лет назад молился со своей теткой-монашенкой, опустился на колени. Я постоял с ним за компанию, но заболела спина – перебрался на скамейку для убогих.

За все время нашего общения я ни разу не видел, чтобы он крестился; сейчас губы его шевелились. О чем он говорил с Богом: о сыне, о жене, о Нине? О чем просил? От чего зарекался?..

После службы батюшка запер усопшего в церкви, и втроем мы покатили на кладбище. Отец Семен оказался племянником Кириллова.

– Удивляетесь, – спросил меня батюшка, – мало народа на службе? Да, село большое, а в церкви пусто. Хорошо хоть столько. Православие у нас еще не укоренилось: мы же когда? – только в шестнадцатом веке в Россию вошли! – И засмеялся, открыв из бороды ровные белые зубы. – Сейчас весь наш народ на кла-а-дбище.

И верно: на кладбище дым коромыслом! Столы на могилах ломились. Народ барражировал вокруг родных могил, не создавая заторов. Повсюду на памятниках, мраморных досках, трафаретах мелькала фамилия Кириллова – сплошная родня. Народ гулял – слез я не заметил. Мы обошли, не чокаясь, с десяток могил: от скромной, дедовской, до шикарной с двумя памятниками из синего лазурита – племянникам Кириллова, застреленным бандитами-коллегами. Кириллов перекинулся по-чувашски с вдовами племянников, мелькнуло по-русски “писатель”. Вдовы пригласили нас за гранитный роскошный стол с икрой и “Мартелем”. Пока я доставал из сумки книжки для подарка, они успели освежить помадой губы.

На могиле родителей Кириллова отец Семен отслужил молебен. Двоюродный брат Кириллова, бывший второй секретарь, загнал меня в угол ограды:

– … Вот вы пишете, что все плохо в провинции. А мы религию разрешили – пожалуйста…

Кириллов на этом языческом празднике был дорогим гостем. Его окликали, тянули, целовали. Здесь он был: “товарищ генерал”, “господин полковник”, “Александр Кириллович”, “дядя Саша” и “Санек” – национальный герой, второй после космонавта Андриана Николаева!

Перед нашим отъездом Анфиса прижалась к брату:

– Ты уедешь – я буду по тебе голодать.

На обратном пути Кириллов опять разогнался – спешил на вторую родину.

– Превышаем, – сказал я.

Кириллов не отреагировал. Мы пролетели еще верст сто.

– Вот так и живем, – улыбнулся Кириллов. – Год ждем Троицу, год вспоминаем. А ты говоришь – кладбище, так сказать.