Черно-бурая лиса

— Видали? Выгораживает! Зря таких выпускают! Лиса небось денег стоит! — Ксюша погрозила кулаком в сторону Пашкиного балкона.

У меня сердце заныло из-за Пашки. Он изо всех сил старался работать в бригаде моего отца, чтобы забылась его прошлая жизнь вора-карманника.

Я хотел пойти предупредить его и сказать, чтобы не обращал внимания, но было уже поздно: Пашка сам вышел из подъезда и на него, как на меня раньше, сразу все набросились:

— Ты слово давал!..

— Мы подписи собирали! Вызволили тебя!..

— Опять за старое!..

— Отдавай лису!..

— Серёжка во всём сознался!..

— Эй, эй! Пашка! Я ни в чём не сознавался! — крикнул я.

Пашка растерянно смотрел то на меня, то на Ксюшу. Она полезла к нему за пазуху, но не нашла там черно-бурую лису. Пашка отпихнул её:

— А ордер у тебя есть на обыск?

— Ишь грамотный! Заставим лису отдать!

— Ну-ка, пустите! С обеда опаздываю! — Пашка вырвался из толпы и побежал на завод.

А наш дворник Хабибулин, всё так же задумчиво поливавший двор, подошёл со шлангом к жильцам и в шутку пригрозил:

— Разойдись!.. Эх, оболью!.. Всё выясним! Разойдись!

Все стали расходиться. Ксюша пошла к своим шубам, пересчитала их и со злостью заколотила по ним выбивалкой.

Из третьего подъезда в красивом халате и с какими-то белыми цилиндриками в волосах выбежала тётенька. Встав посреди двора, она позвала:

— Кис-кис! Кис-кис-кис! Кисанька! Диди!..

Кошка не подбежала к ней. Тогда она, вздохнув, вывесила на доске объявление и убежала в подъезд, извинившись неизвестно перед кем:

— Ах, простите! Я в неглиже!

Я подошёл к доске и прочитал объявление:

БЕЗОБРАЗИЕ!

Исчезла моя любимая кошка.

Нашедшего умоляю вернуть.

Вознаграждение по соглашению.

Кв. 44.

12

Настроение заниматься пропало у меня из-за Гарика с клубникой и черно-бурой лисы. Чтобы забыться, я подошёл к Петру Ильичу, который всё ещё разгадывал кроссворд, и спросил:

— Пётр Ильич! Что такое «неглиже»?

Я всегда расспрашивал его про незнакомые слова.

Но Пётр Ильич сам на этот раз спросил у меня:

— Река на Урале… пять букв… последняя «я»?

— Белая! — выпалил я неожиданно для себя.

— Прекрасно! — обрадовался Пётр Ильич. — Географию ты знаешь. А зоологию? — Он хитро посмотрел на меня. — Хищник из четырёх букв. Вторая «и».

— Тигр! — сказал я.

— Нет! Лиса! — засмеялся Пётр Ильич. — Черно-бурая, разумеется.

— Неужели и вы думаете?! — Я почувствовал, что краснею.

— Ни капельки! Но не могла же, сам понимаешь, черно-бурая лиса воскреснуть на верёвке и убежать в лес, — сказал Пётр Ильич.

Возразить мне ему было нечего. Рядом с нами две молодые женщины вешали на колёса детских колясок цепочки с замками и подозрительно поглядывали на меня. И я, застеснявшись, как будто и на самом деле украл лису, поплёлся домой.

13

Дома я включил приёмник и поймал серьёзную музыку. Играла скрипка. Ей подыгрывал оркестр, и мне стало ещё тяжелее от тихого и грустного мотива. Оркестр как будто делал строгий выговор скрипке, а скрипка жалобно оправдывалась.

Потом я стал крутить ручку настройки и неожиданно поймал густой бас диктора. Я хлопнул себя по лбу и не поверил ушам своим… Вот он, выход из положения! Диктор медленно диктовал газетные сообщения.

Я, не теряя ни минуты, взял тетрадку, самописку и стал писать под его диктовку. Он диктовал ещё медленнее, чем Анна Павловна, а потом проверял по буквам слова, и я их проверял:

«…Интенсификация. Точка. Повторяю по буквам: Иван. Наталья. Тихон. Елена. Нина. Соня. Иван. Фёдор. Иван. Карп. Аркадий. Циля. Иван. Ян… Точка».

Это было интересно. А главное, сам диктант мне нравился. Про остров Крит, про запуск нового спутника, про предвыборную лихорадку в Америке, про подготовку к уборке хлеба и к Олимпийским играм.

Но чтобы не получилось так, как будто я списываю каждую букву, я приглушал приёмник, когда диктор совсем медленно по буквам повторял слова.

Увлёкшись, я даже не заметил, сколько времени прошло с начала диктовки. Когда диктор сказал: «…Вёл передачу Савицкий», у меня уже было написано почти четыре странички.

Я выключил приёмник, проверил диктант (в нём оказалось всего шесть ошибок!), на радостях подбежал к окну и закричал: «Ура! Ура!..» — но тут же спрятался за занавеску и прикрыл рот ладонью.

Во дворе стояли участковый, Ксюша и Пашка. Ксюша размахивала руками и показывала на моё окно. Участковый спросил Пашку:

— Значит, это совпадение? Ты шёл на обед, а Царапкин отвлекал пострадавшую?

— Не ловите на удочку!.. Не ловите… Я ничего не знаю! — сказал Пашка. — Теперь весь век подозревать будете? — Он вытирал руки белой ветошью, как настоящий рабочий человек.

— Мы не подозреваем, а выясняем! — заметил участковый с угрозой.

— Ну и выясняйте!.. И судите!.. И делайте что хотите! — не выдержал Пашка и зашагал от них прочь.

— Вернись, Зыков! — приказал участковый.

— Вызывайте повесткой! — огрызнулся Пашка.

— Хо-ро-шо, Зыков! Пишите заявление, — сказал участковый Ксюше.

— Не умею… Сроду не писала… — всхлипнула Ксюша.

Я разозлился, что она на всех наговаривает, и крикнул из окна:

— Ксю-ша! Я подикту-ую!