Чернобыль 01:23:40

Суббота 26 апреля выдалась погожей и теплой. 15 тысяч припятских детей – а дети особо уязвимы для радиоактивного йода – отправились в школу (в СССР школы по субботам работали), остальные горожане занимались своими обычными делами. Днем даже кто-то сыграл свадьбу. А тем временем все до единого жители Припяти подвергались тихому облучению. «Сосед наш… полез на крышу и лег там в плавках позагорать, – вспоминал бывший работник станции Геннадий Петров в беседе с Григорием Медведевым. – Потом один раз спускался попить, говорит, загар сегодня отлично пристает, просто как никогда. От кожи сразу, говорит, паленым запахло. И бодрит очень, будто пропустил стопарик… К вечеру у соседа… началась сильная рвота, и его увезли в медсанчасть». «Просочилось что-то об аварии и пожаре на четвертом энергоблоке, но что именно произошло, никто толком не знал, – рассказывала другая свидетельница. – Группа соседских ребят ездила на велосипедах на путепровод (мост), оттуда хорошо был виден аварийный блок со стороны станции Янов. Это, как мы позже узнали, было самое радиоактивное место в городе… У этих детей развилась потом тяжелая лучевая болезнь»[186].

По понятным причинам – ведь город построили специально для чернобыльских строителей и работников – стали быстро распространяться вести о серьезном инциденте на станции. «Об аварии разные люди узнали в разное время, но к вечеру 26 апреля знали почти все, – вспоминает старший инженер Людмила Харитонова. – Но все равно реакция была спокойная, так как все магазины, школы, учреждения работали. Значит, думали мы, не так опасно. Ближе к вечеру стало тревожнее»[187]. В тот вечер многие горожане высыпали на балконы – а если не было балкона, шли к друзьям, – чтобы полюбоваться на таинственное свечение изнутри разрушенного реактора[188]. Это может прозвучать странно, но жителям Припяти и прилегающих районов очень повезло, что в ночь аварии и в последующие дни стояла прекрасная погода. При дожде радиация лилась бы с небес в Днепр, и число жертв выросло бы в разы. Но частицы в основном остались высоко в воздухе, и их воздействие было все же не таким сильным. С тем, что авария случилась в ночь на субботу, им тоже повезло – перед весенними выходными многие уехали из города. А оставшиеся дома спали в квартирах, защищенные стенами во время самого опасного выброса.

Теперь же те, кто хотел выехать из Припяти, обнаруживали милицейские заслоны на пути как выезжающих, так и въезжающих. Это можно объяснить лишь одним: власти пытались пресечь распространение слухов, поскольку на тот момент об аварии знали лишь местные жители и партийные чиновники. Если бы милиция только не впускала в город, это было бы объяснимо, но выехать люди тоже не могли. Во избежание паники власти скрывали любую информацию. Ситуация породила, разумеется, безумные домыслы, и многие попытались сбежать из города в обход блокпостов, через лес. Женщины пробирались среди деревьев, толкая перед собой коляски с ничем не защищенными младенцами. Эту местность позднее стали называть Рыжим лесом: все сосны в нем покраснели и погибли от первого, самого смертельного облака частиц, извергнутых реактором. Рыжий лес остается одним из самых радиационно загрязненных мест на планете.

Уже в субботу специалисты химических войск прибыли в киевский аэропорт и затем отправились в Чернобыль, где произвели первые точные замеры радиации у поверхности земли[189]. Цифры оказались чрезвычайно высокими и продолжали расти. К вечеру надежные замеры появились уже и на самой станции – тысячи рентген в час, то есть смертельная доза за несколько минут. Несколько месяцев спустя постоянный мониторинг радиации будут проводить с помощью приборов на двухстах сорока точках, распределенных по местности, но на тот момент дистанционных средств дозиметрии в распоряжении специалистов не имелось, и излучение приходилось замерять вручную[190]. Специальных удаленно управляемых летательных аппаратов тоже не было, поэтому атмосферные замеры производились летчиками, сознательно направлявшими свои машины в опасные шлейфы.