Чернобыль. Большая ложь

Профессор Вильсон извинился перед профессором Бурлаковой за то, что он «только вчера вечером по телефону нашел ее». А ведь, согласно программе, предполагалось, что его выступление на пленарном заседании (там, где он так неудачно демонстрировал счетчик Гейгера) должно было стать квинтэссенцией и ее научных исследований. Но зато уважаемый профессор нашел время встретиться с Олегом Павловским, ближайшим соратником академика Ильина, ведомство которого создавало «покров тайны», на что он так сетовал в своем публичном выступлении. Странно, не правда ли?

Заведующий лабораторией Института биофизики Министерства здравоохранения Олег Павловский присутствовал и выступал на заседании экспертов сахаровского конгресса как живое воплощение официальной лживой советской медицины. Несмотря на то что Прокуратура СССР по фактам сокрытия информации уже возбудила уголовное дело. Но, судя по всему, это ничуть не смутило организаторов проядерного сахаровского конгресса. Вероятно, Павловскому, так же, как и его патрону, было чрезвычайно важно освятить преступное замалчивание данных о последствиях аварии авторитетом западных экспертов именно на сахаровском конгрессе. Ведь у простого народа это имя ассоциировалось с правдой и порядочностью.

Несмотря на весь драматизм положения на конгрессе независимых экспертов и депутатов, нам все же удалось преодолеть «полосу отчуждения», за которой мы оказались по воле организаторов. Нам удалось убедить западных коллег, что грудные дети, живущие в зонах жесткой радиации, болеют не потому, что с младых ногтей прикуривают, что наводнение в Бангладеш – это нечто иное, чем взрыв в Чернобыле; то же и с пожарами в Кувейте. В конце дискуссии, изумленный потоком неизвестных ему, но потрясающих воображение фактов, доктор из Японии Тосиуки Куматори не удержался: «Я никогда не ожидал услышать такого рода дискуссию, и я не готов…»

Официальная медицина пичкала (и пичкает) зарубежных экспертов только теми фактами, которые выгодны ей. А как же иначе, скажите, оправдаться перед грядущими поколениями за преступный обман? Каждый раз, когда приезжали к нам зарубежные ученые, они надежно были защищены от всего живого знакомыми лицами: Ильин, Гуськова, Поваляев, Романенко, Бебешко…

Что-то похожее, несмотря на то что официальная команда в это время «парила мозги» западникам в Вене, должно было произойти и на конгрессе. И может, впервые хорошо отлаженная система дала сбой. Конгресс принял рекомендации по чернобыльской теме без обычных официозных вариаций. Доклады доцента Люцко и профессора Бурлаковой «поехали» тогда в различные страны. Мир получил информацию, которую в Советском Союзе так долго и так тщательно оберегали от постороннего глаза. В рекомендациях секции по правам человека черным по белому записали: «Есть опасность подмены истинного положения вещей в Чернобыле легендой о радиофобии».

Вспоминая об этом досадном происшествии вокруг Чернобыля, произошедшем на Первом международном конгрессе памяти Андрея Сахарова, я понимаю, что организаторам его гораздо важнее был международный политический резонанс, что он был ориентирован на громкий западный интерес. Возможно, это было важно, чтобы привлечь внимание международной общественности к различным проблемам в стране. Но делать это ценой трагедии чернобыльских детей нельзя. И пренебрегать больными детьми недопустимо, а тем более пытаться прикрыть именем Сахарова преступление против человечности в зонах радиации.

Глава 13 КОРОСТЕНЬ, ЛУГИНЫ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ

Спустя годы после Чернобыля я вновь решила проехать по радиоактивным селам своей области. Если после аварии таких было десятки, то теперь – сотни. О многих из них мало кто знает и мало кто слышал. В основном – это глухие полесские села, окруженные со всех сторон лесом. Иногда кажется, что цивилизация сюда еще не добралась. Что же изменилось здесь за годы после аварии?

Только спустя более чем три года, первого июня 1989-го, жители села Воронево Коростенского района узнали, что они находятся в зоне жесткой радиации, и начали получать 25 процентов «гробовых».

В центре села, возле магазина, вместе с представителями местной власти меряем гамма-фон на почве. Прибор показывает 0,112 миллирентгена в час. Воздух на уровне метра от земли – 0,046. Естественный фон для этих мест 0,015–0,017. Вокруг нас собираются крестьяне, дети. Говорим о жизни, о здоровье.

Валентина Петровна Бех, уборщица сельской школы: «Моему сыну Вове семь лет. Болеет, стоит на учете, шум в сердце. Недавно был бронхит. Дочь Таня, десять лет. После взрыва в Чернобыле у нее постоянные кровотечения из носа. Головные боли – все время».

Оказалось, что в селе нет даже медсестры. Нет аптеки. И никакого сообщения с райцентром! Выращенные на огороде овощи – «грязные», молоко от своих буренок – «грязное». А в магазине – ничего. «Два раза завозили свинину. Паек детям – одна банка сгущенного молока. Еще тушенка, да ее нет. Соки в трехлитровых банках. Детского питания нет».