Парашину и его подчиненным закрытие станции грозило личным финансовым крахом – потерей высоких по украинским меркам зарплат, позволяющих выживать в условиях рыночной экономики с ее чрезвычайно высокими ценами. Работники продолжали трудиться на станции даже после того, как получали большие дозы радиации, о которых не рассказывали врачам. «Они цепляются за Зону», – сказал один чернобыльский врач американской аспирантке, исследовавшей последствия Чернобыльской аварии. Пока атомная станция функционировала, рабочим и инженерам было чем кормить семьи; в случае ее закрытия они оказывались на улице[488]
.Лидеры стран «Большой семерки» пытались изыскать средства для экономической и социальной реабилитации работников Чернобыльской АЭС. «Отдавая себе отчет в том, каким экономическим и социальным бременем ляжет на Украину закрытие Чернобыльской АЭС, мы продолжим на международном уровне поддерживать проекты в сфере производства и рационального использования энергии, а также обеспечения безопасности ядерных объектов в Украине. Помощь в выборе источника электроэнергии, альтернативного Чернобыльской АЭС, будет иметь под собой четкую экономическую, экологическую и финансовую аргументацию», – говорилось в коммюнике саммита западных лидеров, проходившего в канадском Галифаксе в июне 1995 года. Западные эксперты выступили против задуманного украинским правительством строительства на зараженных территориях газовых электростанций – и дали украинцам понять, что на неограниченную финансовую поддержку рассчитывать не стоит: деньги будут выделяться только на проекты, одобренные западными организациями[489]
.В декабре 1995 года представители «Большой семерки», Евросоюза и Украины подписали меморандум, по условиям которого Запад предоставлял Украине финансовую помощь для вывода из эксплуатации Чернобыльской АЭС, завершения строительства двух реакторов на других атомных станциях и реконструкции нескольких угольных электростанций, которые должны были компенсировать дефицит электроэнергии, который возникнет из-за закрытия Чернобыльской станции. Правительство Украины рассчитывало получить на эти цели 4,4 миллиарда долларов, но западные правительства и финансовые организации выделили только 2,3 миллиарда. Почти полмиллиарда из этой суммы предоставлялись безвозмездно на закрытие атомных электростанций, а 1,8 миллиарда – в кредит на постройку новых реакторов для Хмельницкой и Ровенской электростанций на Западной Украине. Согласно меморандуму, Чернобыльская АЭС должна была закрыться в 2000 году[490]
.Этот меморандум мало способствовал преодолению противоречий между Украиной и ее западными донорами. Представители украинского правительства жаловались на недостаточный объем безвозмездных субсидий и на то, что западная сторона не уделила должного внимания вопросу о строительстве нового укрытия над четвертым энергоблоком. Международные организации и страны Запада (а также Япония) не спешили выделять деньги на строительство двух новых реакторов. Эксперты Европейского банка реконструкции и развития, одного из главных спонсоров связанных с Чернобылем проектов, считали, что вместо строительства новых разумнее потратить средства на модернизацию уже имеющихся реакторов. Кроме того, по их мнению, с учетом сократившейся потребности украинской экономики и промышленности в электроэнергии, введение в строй новых энергопроизводящих мощностей могло замедлить реформу энергетического рынка Украины и внедрение энергосберегающих технологий[491]
.Но украинские власти настаивали на том, чтобы закрыть Чернобыльскую АЭС только после начала эксплуатации двух новых реакторов. Многие на Западе полагали, что украинцы блефуют. Подозрения только окрепли, когда после долгих проволочек, осенью 1996 года, Украина остановила первый энергоблок. В июне 1997 года на техническое обслуживание был остановлен третий энергоблок. С учетом того что второй энергоблок так и не был запущен после пожара, летом 1997 года станция была фактически выведена из эксплуатации. Это выглядело так, будто Украина закрыла ее, не дожидаясь поступления средств на постройку двух новых реакторов. Но украинцы и не думали лишать свою атомную промышленность Чернобыльской электростанции. В октябре 1997 года широко отмечалось ее двадцатилетие. Когда бывший директор станции Виктор Брюханов поднялся на трибуну, чтобы выступить перед ее сотрудниками, они устроили ему овацию. «Зал весь поднялся, хлопали так, что у меня заложило уши», – вспоминает жена Брюханова Валентина[492]
.