На момент подписания соглашений в 1994 году ситуация выглядела иначе. Украина получала дипломатическую поддержку, финансовую помощь и гарантии того, что в обмен на ядерные боеголовки Россия продолжит поставки топлива для украинских атомных электростанций, в том числе для Чернобыльской, работавших исключительно на российском обогащенном уране. Чернобыльской станции было уделено значительное внимание в ходе вашингтонских переговоров Кучмы и Клинтона. «Президент Клинтон обратил внимание на… необходимость в самое ближайшее время получить от Украины гарантии того, что все чернобыльские реакторы будут остановлены», – говорится в совместном заявлении участников саммита. Соединенные Штаты хотели, чтобы Украина придерживалась принятого ее парламентом в 1990 году решения вывести станцию из эксплуатации в 1995-м. Но в условиях углубляющегося экономического кризиса Украина отказалась от этого решения и планировала продлить эксплуатацию Чернобыльской АЭС на неопределенно длительный срок. Как следует из того же совместного заявления, Кучма не поддался давлению со стороны американского президента. Вместо этого он всего лишь «заверил президента Клинтона, что Украина со всей ответственностью воспринимает озабоченность международного сообщества продолжающейся эксплуатацией Чернобыльской атомной электростанции». При этом Кучма отметил, что необходимо «свести к минимуму социальные последствия для персонала станции и обеспечить производство недорогой электроэнергии для внутренних потребностей Украины». Клинтон понял, что имел в виду Кучма: Украина в ситуации экономического кризиса не может себе позволить остановить два работающих реактора Чернобыльской АЭС, не получив за это денежной компенсации. Президенты договорились обсудить этот вопрос вместе с членами «Большой семерки» наиболее экономически развитых стран[485]
.За безопасность ядерных реакторов отвечают в первую очередь те страны, которым реакторы принадлежат. Однако правительства стран «Большой семерки» поручили заняться вопросами безопасности ядерной энергетики Всемирному банку и Европейскому банку реконструкции и развития, в котором они в 1993 году открыли специальный Счет ядерной безопасности. На этом счете аккумулировались средства для помощи восточноевропейским странам, по-прежнему эксплуатирующим советские реакторы, а также другим профильным организациям. Руководители западных атомных энергетических компаний опасались, что еще одна авария в Восточной Европе нанесет непоправимый ущерб репутации атомной энергетики на Западе. Поэтому они лоббировали принятие правительственных программ модернизации восточноевропейских реакторов при финансовой и технической поддержке Запада[486]
.Несмотря на щедрые денежные посулы и политическое давление со стороны Запада, украинское правительство откровенно тянуло время. В условиях обвального падения экономики и инфляции, лишившей людей всех сбережений, в стране сложилась настолько серьезная ситуация, что специальный раздел, посвященный украинской экономике, был включен в официальное коммюнике состоявшегося в августе 1994 года в Неаполе саммита «Большой семерки». Правительство Украины утверждало, что не может просто так взять и закрыть станцию, вырабатывающую 6 процентов всей производимой в стране электроэнергии. В таком случае многочисленный персонал станции потерял бы работу в разгар экономического кризиса, сравнимого с американской Великой депрессией. Киев, пусть неохотно, расставался с ядерным оружием, но за Чернобыльскую АЭС держался изо всех сил. Остальному миру его упорство казалось непостижимым: молодая страна, сильнее большинства других пострадавшая от ядерной аварии, не просто не выводит из эксплуатации действующие атомные электростанции, но отказывается закрыть станцию, расположенную в загрязненной зоне, работать в которой опасно для здоровья. Кроме работающих реакторов тревогу вызывал ветшающий саркофаг, который, как сообщил Кучма Клинтону в ноябре 1994 года, нуждался в ремонте.
Правительства западных стран настаивали на своем. Европейский союз показал, насколько серьезно он воспринимает ситуацию с Чернобылем, отложив предоставление Украине финансовой помощи в размере 85 миллионов долларов до тех пор, пока не будут сделаны реальные шаги для закрытия Чернобыльской АЭС. В апреле 1995 года на встрече с делегацией Евросоюза и «Большой семерки», которую возглавлял французский министр охраны окружающей среды Мишель Барнье, Кучма, остро нуждавшийся в деньгах, все-таки заявил, что станция будет закрыта. Сергей Парашин, в момент аварии секретарь парткома Чернобыльской АЭС, ставший затем ее директором, отнесся к его заявлению скептически. В интервью украинскому телевидению Парашин жаловался на политическое давление со стороны Запада и утверждал, что его подчиненным доподлинно известно: Чернобыльская АЭС не опаснее любой другой станции в Украине[487]
.