Чернобыль в нашей памяти

Владимир Черноокий на встрече с коллегами-ликвидаторами в 2017 году: За тех, кого с нами уже нет… Фото: Калининградский областной союз «Чернобыль».

Всё у нас было прекрасно с этим отдыхом. Я — бывший комсомольский работник. Это не мешало мне слушать «вражеские голоса»: «Радио Свобода», «Голос Америки» и другие… 29 апреля я тоже покрутил ручку радиоприёмника. Там говорили о радиоактивном следе, дошедшем до Норвегии. И что этот след прошёл через Калининградскую область. По радио говорили об Украине — след пошёл оттуда.

Что-то серьёзное

Я позвонил знакомым в Киев. Они мне сказали, что что-то происходит, они не могут сказать, что именно. И из Киева люди бегут «в разные стороны». По голосу своих знакомых я понял, что они знают, что происходит, но не могут сказать по телефону. Вот тогда-то я и понял, что происходит что-то очень серьёзное, и что. как говорится, «палец уже в одном месте…»

Весной 1987 года преподавательскому составу нашей школы милиции сказали: «Готовьтесь, скоро поедем. В Чернобыле — мародёры, надо обеспечить там порядок».

В армии, во время срочной службы, я стрелял только из автомата. Моё табельное оружие в школе милиции — пистолет Макарова. Я из него и не стрелял почти. Перед чернобыльской командировкой я каждый день в обед ходил в тир. За несколько дней сделал пять тысяч выстрелов.

Каждый, кто ехал, писал заявление с просьбой добровольно отправить его в Чернобыль. Были сотрудники, которые понимали, что всё это гораздо серьёзней, чем нам говорят. Они заявления писать отказались, и не поехали.

Когда супруга узнала, что я еду в Чернобыль на 36 дней, то она купила мне 36 пар носков, 36 трусов, столько же маек. Я должен был менять их каждый день. Вначале я думал использованное бельё сжигать, но оказалось, что их сжигать категорически нельзя, только закапывать. Мы многого не знали, из того, что можно, а что нельзя. Правильней сказать, ничего не знали.

Перед поездкой я позвонил своим друзьям в Центральный комитет комсомола. Они пообещали поддержку, сказали, что отряду предоставят тушёнку, консервированную красную рыбу, минеральную воду «Боржоми» и так далее. Не обманули.

Моя сестра работала на Калининградском ликёро-водочном заводе. Я сразу ей заказал шесть декалитров спирта. Когда наш отряд прибыл в Чернобыль, в посёлок Наровлю, каждый курсант получил по фляжке этого спирта. Им они должны были промывать гланды.

Это не водка холодная

Мы приехали туда в конце октября 1987 года. Я отвечал за снабжение отряда. Там уже был Владимир Попов, майор из нашей школы — командир другого отряда. Я с ним при встрече здороваюсь, а он сипит мне в ответ, ничего не понятно, что он сказать хочет. Разобрал только: «Это не водка холодная, это эта херня.» Вот тут я и понял, куда приехал, и насколько это всё серьёзно. Мне мои друзья в ЦК комсомола всё рассказали. Когда мы приехали, я своим сразу сказал: «Не прикасаться к местной воде, не сметь…»

Душевая у нас была на улице. Нет, из неё шла тёплая вода, но в октябре на Украине уже холодно. Я всё равно мылся каждый день. Та ещё «процедура закаливания».

А ещё я нарушал закон. У меня был водитель, Валентин, курсант школы. Он в 42 года умер. Как-то мы с ним заехали в деревеньку, видим там забитый досками сельский магазин. Мы его взломали и изъяли из него 152 ящика с красным вином. Раздали личному составу. Каждому по бутылке вина и бутылке «Боржоми». Красное вино — не просто так, оно выводит радиацию.

С водой там была серьёзная проблема. Местную воду пить нельзя, она заражена. При этом из-за воздействия радиации всё время хочется пить. И как только зайдёшь в зону, где такие большие жёлтые пятна образовались, сразу начинаешь сипеть. Выпьешь 15–20 граммов, и вроде как сипение проходит.

Японцы