"Уважаемый товарищ Щербицкий. Ходят слухи, что 26 апреля 1987 года встречи припятцев и чернобыльцев не будет, так как якобы кто-то боится демонстрации. Да, это будет демонстрация. Но демонстрация борьбы за мир, демонстрация за ядерное разоружение, это будет демонстрация, когда мы скажем всему советскому народу спасибо за поддержку. Было бы очень хорошо, если бы эту встречу организовали по-настоящему, чтобы мы имели возможность встретиться с работниками ЧАЭС, с героями, писателями, артистами…"
Ответа я не получила. Пришло почтовое уведомление, что письмо вручено… Но я никогда не предполагала, что они могут меня так понять. Они поняли так, будто я… просила концерт. А я имела в виду артистов, читающих что-то о Припяти. Думала, что мы все пообщаемся. Еще была мысль у меня - написать письма какие-то, воззвания, письмо Рейгану написать обязательно, потому что мы это пережили. Хотя это и крупица, тысячная доля процента того, что человечество может пережить в случае войны, - но это нас коснулось. Крылом, но коснулось. И ничто нас, никакие силы не могут разъединить, потому что сейчас мы все - знакомые и незнакомые - роднее, чем самые близкие. Вот что-то такое я написала.
Последствия были интересные. Сразу же в Киеве, на Троещине, где живет много наших, в Белой Церкви, везде по области провели собрания с просьбой не ехать на встречу. У нас собрание проводил человек из Киева, из КГБ, я не помню фамилию, интересный мужчина, он довольно высокий чин имеет. А потом учителей наших - 35 человек - отдельно собрали, и он говорит: "Если вы поедете, вы поступите очень дурно. Если хотите - я просто запрещаю вам это делать".
Но меня сразу не сломаешь. Я все-таки была настроена ехать. Тогда буквально через день-два ко мне приезжает наш заведующий киевским облоно Выговский. Побеседовал со мной. И спрашивает: "Меня послал министр просвещения узнать - чего вы хотите?" Я ему сказала, чего я хочу. Он: "Юлия Дмитриевна, мне велено вам передать, что у нас победы над атомной электростанцией еще пока нет. Мы еще не можем успокоиться на том, что сделано, еще не можем радоваться, не можем устраивать вам концерты в первую годовщину".
Я говорю: "А кто просил это? Это же кощунство. Нельзя же так, ведь мое письмо было иного содержания". - "Да? А мне так передали…"
Потом меня вызывает товарищ Лендрик, завотделом пропаганды у нас в Белой Церкви. Ведет меня к нашему первому секретарю Юрию Алексеевичу Красношапке. Со мной беседа там в таком стиле: чего я хочу? и почему написала? и кто мною, быть может, руководил? Я говорю: "Я одна писала, выражая мнение людей. Подписалась одна".
Он меня долго уговаривал, чтобы я отказалась от этой цели.
В конце концов… я уступила. Смалодушничала самым настоящим образом. Уговорили меня. Больше того - уговорили, чтобы я создала инициативную группу и сделала все возможное, чтобы никто из Белой Церкви не был на Крещатике. Мне помогла в этом одна подруга. А вторая подруга, когда попросила, та сказала: "Вы предатели! Как вы можете? Я поеду!" Я ей говорю: "Ну просили же. Товарищ из КГБ приезжал, наверно, чем-то это все мотивировано. Говорили, что заграница бомбы готовит. Чтобы бросить в толпу и смятение вызвать. Он сказал, что это будет использовано во враждебных целях". Я точно знаю, что меня на связь с заграницей проверяли… Это было. Не руководит ли мною кто из заграницы.
Это старое мышление. Ограниченное. Я видела, что им самим противно, я это чувствовала. Они в глаза не смотрели, когда говорили.
Это еще не все. В воскресенье, 26 апреля, нам устроили воскресник в школе. Ко мне приходили разные люди - из облоно, школы, смотрели так на меня, словно… Обложили меня со всех концов. Было настолько противно и возмутительно… Я не выдержала, пошла к первому секретарю и сказала все, что думаю. "Я понимаю, - говорю, - я человек чужой, незнакомый. Но я никогда не пойму - за что вы меня оскорбили этим воскресником? За что, какой воскресник?" Оказывается, это по Киевской области устроили воскресник, по линии министерства просвещения. Чтобы удержать наших детей и родителей от поездки в Киев…"
Теперь расскажу, как была "отмечена" у нас вторая годовщина Чернобыля. 13 апреля председателю Киевского горисполкома тов. В. А. Згурскому было подано заявление:
"Просим Вас разрешить проведение митинга общественности "Памяти Чернобыля" в воскресенье 24 апреля 1988 г. в парке Дружбы народов. Предполагаемая продолжительность митинга - с 13 до 17 часов, количество участников около 1000 человек.
Цели митинга:
1. Почтить память погибших от аварии и поклониться мужеству героев.
2. Рассеять ложные слухи о якобы ухудшившейся радиационной обстановке.
3. Призвать граждан к широкому участию в экологическом движении.
Митинг будет проходить под лозунгами: "Чернобыль - грозное предупреждение!", "Приветствуем ликвидацию ракет!", "К безъядерному миру!", "Новое мышление - надежда всего человечества!", "Поддерживаем курс партии на демократизацию и гласность!", "Больше гласности в экологических вопросах!".
На митинге предполагается выступление героев Чернобыля, ученых, писателей.