Чернобыль

Где-то в районе 01 часа я спросил у Топтунова, каков запас реактивности, и получил ответ - 19 или 18 стержней, точно не помню. На цифровом табло и Трегуб видел 17 или 18, т. е. Топтунов смотрел периодически. Но не может же СИУР обращать внимание на один параметр, для получения значения которого надо набрать код и выждать время, когда он появится на табло. У СИУРа более 4-х тысяч параметров, кроме управления реактором, и все внимание одному параметру он уделить не может. Топтунов неплохо справлялся с управлением - это видно по форме нейтронного поля и записи мощности на ленте.

И при переходе с ЛАР на АР он "провалил" мощность потому, что АР оказался неисправным, а на второй АР он уже не мог перейти, т. к. его выбило по большому разбалансу. Это для Трегуба - он говорит, что не провалил бы мощность. Еще как бы завалил.

В условиях изменяющегося расхода питательной воды Топтунов вынужден был постоянно прибегать к манипуляциям по управлению реактором и проглядел снижение запаса реактивности.

А теперь - виновны ли мы в том, что просмотрели снижение запаса реактивности менее 15 стержней?

1. Прибора постоянного замера параметра нет. Есть только периодический замер, да еще после набора кода подожди результатов.

2. Отсутствие сигнализации. Здесь прямое нарушение требования ПВЯ-04-74.

3. Отсутствие автоматической аварийной защиты. Она, согласно требованию ПБЯ, должна быть, поскольку параметр взрывоопасен. НАУКА обязана была знать это.

4. Указание в Регламенте 15 стержней неверно. Ведь после определено в 30 стержней.

5. Дезинформация персонала в части знака мощного коэффициента реактивности.

6. Незнание персоналом опасности данного параметра. И узнать он этого ниоткуда не мог. А если бы знал, то сомневаюсь, чтобы кто-то согласился в тех условиях работать.

В этих условиях рассуждения о распределении обязанностей между машиной и человеком просто гнусны.

Я утверждаю, что 26.04.86 г. никто не видел запаса реактивности менее 15 стержней. К разрешению работать с запасом менее 15 ст. 25.04.86 г. я отношения не имею. И вообще по данному параметру я никогда решения не принимал, так как это не моя прерогатива. В какой-то момент после "провала" мощности возникла возможность отключения турби-ны-8 для предотвращения просадки давления в барабан-сепараторах. Здесь Акимов и принял логичное решение перевести установки A3 ТГ-8 (фактически защиты реактора) с 55 на 50 кгс/см. кв. и вывести защиту АЗ-5 по останову 2-х турбогенераторов. Никакого нарушения здесь нет. Все по регламенту. У меня он не спрашивал, и не нужно: это полностью в его компетенции. Если бы спросил, то я бы разрешил. Жильцов видит "серьезную вину персонала" в том, что не ввели снова защиту АЗ-5 по останову 2-х ТГ. В чем же здесь наша вина? Документа мы никакого не нарушили - это формально. А фактически? Авария произошла бы на 30 сек. раньше, только и всего. Это не только мое заключение, а и комиссии под председательством Шашарина. Да и на самом деле. Чем отличается состояние в момент начала опыта и в момент нажатия кнопки АЗ-5 Топтуновым? Только положением стержней АР, которые ушли вниз. Все остальное то же. Стержни же АР по сигналу этой защиты не двигаются.

Почему Акимов задержался с подачей команды Топтунову - теперь не выяснить. Но повторяю - на аварию это никак не повлияло.

Далее события происходили так.

После сообщения Акимова о замере вибрации турбина на холостом ходу и подтверждения Метленко о готовности, мы собрались и обговорили действия. Когда все, в том числе с мест на блоке, подтвердили готовность, я разрешил начинать, и Метленко скомандовал громко: "Осциллограф, пуск". По этой команде:

- СИУТ закрыл стопорные клапана;

- Лысюк нажал кнопку МПА;

- Акимов почему-то подал команду Топтунову нажать кнопку АЗ-5.

Все шло нормально, спокойно. Никаких разговоров на пульте не было, все наблюдали по своим местам. Здесь я услыхал, что Топтунов что-то сказал Акимову. Я был у щита электриков и не слышал, что именно, но после изучения диаграммы с полной уверенностью могу сказать, что Топтунов Акимову сказал "стержни АР внизу".

Я обернулся и видел (затрудняюсь сказать, слышал ли), как Акимов спокойно сказал и показал рукой: жми кнопку, как это и было ранее обговорено. Сам Акимов снова повернулся к панели ПБ-3, за которой он наблюдал. Эту команду Акимова слышал Метленко (он был ближе к Акимову) и только что вошедший Кухарь.

Вот после нажатия кнопки АЗ-5 все и началось. Через несколько секунд прошло два мощных удара, сотрясших здание. Здесь Акимов громко крикнул "глуши реактор". Но уже сделать ничего нельзя было. Хотя и обесточили муфты стержней СУЗ, реактор был уже разрушен, стержни остались в тех местах, докуда успели дойти после нажатия кнопки АЗ-5.