Черное дерево

Суданец обвел их взглядом, понял, что все настроены решительно, не сдвинутся с места, и закачал головой.

– Так, так, так… – начал он. – Ну, прямо, как ослы. Когда не хотят идти, то ничто и никто не может сдвинуть их с места, – замолчал, пристально разглядывая то одного раба, то другого. – Никто не может, но только не я – Сулейман «Ворон»! Абдул! Неси мешок…

Абдул зло засопел.

– Не делай этого, – попросил он. – Позволь им отдохнуть… Они это заслужили…

– Я сказал мешок!

Абдул с недовольным видом пошел в сторону, где были сложены провиант и снаряжение, и вернулся с небольшим кожаным мешком, который нехотя передал суданцу.

Тот обвел взглядом испуганных рабов и указал пальцем на ашанти:

– Ты, Мунго! За то, что много говоришь… И ты… И старшая из сестер… И вон тот.

Затем жестом указал надсмотрщикам:

– Мунго будет первым… Держите его крепче!

Охранники накинулись на несчастного радба, попытавшегося было в ужасе сопротивляться, но их было больше, они повалили африканца и прижали к земле лицом вниз.

– Что ты делаешь? – закричал он, когда почувствовал, как Сулейман одним рывком сорвал с него штаны. – Что делать будешь, сукин сын?

– Спокойно, спокойно, – засмеялся суданец. – Это не то, что ты думаешь.

После этого осторожно опустил руку в мешок и извлек из него тонкий, огненно красный перец. Понюхал его осторожно, держа на расстоянии от лица, и две слезы медленно скатились по его щекам.

– Хорошо! Во славу всех Гурий, обещанных Пророком, как хорош!– воскликнул он. – Никогда никто не выращивал перец лучший, чем этот.

И, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, раздвинул рукой ягодицы прижатого к земле ашанти и пропихнул перец ему в анус.

Мунго издал звериный вопль и с такой силойрванулся из–под прижавших его к земле охранников, что те кубарем полетели в стороны и, держась руками за ягодицы, начал скакать вокруг, как одержимый, а суданец катался по земле и хохотал, держась за живот и захлебываясь слюной.

– Никогда не дает осечки! Никогда! – всхлипывал он, давясь от смеха. – С этой штукой в заднице он добежит без передыха до самой пустыни. А ну–ка! Давай следующего…

Два негра ринулись к старшей из сестер. Та, корчась и извиваясь, начала было рыдать во весь голос, но Мунго, не перестававший скакать и завывать, умоляюще поднял руки и закричал:

– Хватит! Хватит! Достаточно! Не позволяйте им сделать это… Вставайте! Идите, идите! Достаточно одного меня! Как все горит! Ох, какой ад! Самый настоящий ад…

Рабы медленно поднялись на ноги, впечатленные увиденным, они не стали дожидаться, чтобы суданец повторил свой приказ и пошли по следам Амина так быстро, как только могли, а Сулейман сидел поддеревом, держался за живот и, смотря им в след, трясся от хохота.

– Всегда работает. Никогда не подводит. Никогда…

Около четырех часов вечера они догнали одинокого всадника, что не спеша ехал на своем мехари, покачиваясь в высоком седле.

– Ассалам алейкум, – поприветствовали они его.

– Ассалам алейкум,– ответил он.

– В верном ли мы направлении едем к лагерю Кель–Талгимусс?

– В верном, – подтвердил всадник. – Это лагерь моего двоюродного брата, Эль Каид Али, которого я еду навестить… Зовут меня Мулай, я из племени Людей Копья. Если сможете следовать за мной на этом автомобиле, то доберемся туда еще до темноты.

– Но наш автомобиль быстрее твоего верблюда, – неблагоразумно возразил Давид.

На что турег, по имени Мулай из рода Людей Копья, лишь добродушно рассмеялся и, подхлестнув своего мехари, понесся быстрой рысью, ловко огибая дюны и кусты, через которые джип не мог проехать, а потому приходилось делать большие «крюки», чтобы догнать всадника, который временами настолько удалялся, что они теряли его из вида.

Когда, спустя полчаса потеряв его из вида, но продолжая следовать по следам, нашли сидящим на коврике и спокойно курящим трубку с длинным чубуком, притормозили, чтобы передохнуть самим и дать остыть мотору. Туарег взглянул на них, не произнеся ни слова, сложил свои вещи, опять забрался в седло и понесся вперед короткой рысью, выискивая на этот раз путь пригодный для проезда автомобиля.

– А джентльмен, однако, – прокомментировал Давид. – Не стал хвастаться победой. Тактичный человек.

– Туареги – все вежливые люди, – объяснила Миранда. – Самый высокомерный, самый аристократичный и гордый народ из всех, живущих в Африке, да и, наверное, во всем мире. Самые последние джентльмены на планете, единственные, кто продолжают оставаться свободными, в отличие от всего остального человечества, пронумерованного и пересчитанного.

– Я думал, они дикари.