Черное дерево

– Знаю я твоего друга, – произнес он. – Три ночи назад он сидел вот здесь, напротив меня, на этом же самом месте и рассказывал про тебя, про то, как ты учишь детей в Форт–Лами. Он упомянул твое имя…

– Миранда…

– Да, кажется, Миранда… Мне трудно запомнить европейские имена… По правде сказать, я никогда и не запоминал их… Миранда! – повторил он для себя.

– И как он?..

– О, хорошо. Очень даже хорошо… Мне рассказывал, что не видел тебя более четырех месяцев, – туарег улыбнулся. – Слишком длительный срок для двух влюбленных. Слишком долго для одинокой женщины, ждущей в Форт–Лами.

– Я привыкла, – ответила она с ноткой нежности в голосе. – Моя жизнь – постоянное ожидание.

– Скотт умер… – неожиданно сказал туарег. – Месяц назад, убит в одной из стычек…

– Скотт? О, Господи! Это был его лучший друг и самый давний участник группы…

– Он был опечален, – заметил Эль Каид. – Очень грустен… Начал сомневаться и спрашивать себя, а не совершает ли он те же самые ошибки, что привели к гибели стольких его товарищей…

– Он намеревался вести себя более благоразумно.

– Я знаю, но, тем не менее, продолжает терять своих людей… Сколько он еще сможет протянуть?

Миранда не ответила. Может быть потому, что сама много раз задавала тот же вопрос. Давид заметил, что известие о смерти Скотта сильно затронуло ее. Она зажгла сигарету и нервно курила ее, наверное, первый раз с тех пор, как он познакомился с ней. Было видно, что она пытается взять себя в руки и успокоиться, но ничего не получается.

– Куда они пошли? – спросила она наконец.

– На юго–восток… Полагаю, что завтра придут к водопою у колодца Эми–Хазааль. Возможно, что на этом автомобиле сможете нагнать их там, если они решатся остаться там на ночь. Один из моих слуг покажет дорогу. Теперь тебе не нужен Малик?

– Малик всегда нужен… Знают они где можно найти его?

– Любому человеку сложно найти Малика, – уклончиво ответил Эль Каид. – Как и твой друг, он ведет собственную войну, но, в отличие от них, ему нравится делать это в одиночку, потому что отказался от всего, что любят и ценят остальные мужчины: от жен, от детей, от привязанностей, от уюта домашнего очага… Жажда мести в его сердце – справедливое желание, но и ненависть поселилась там же и пустила глубокие корни в сердце, которое когда–то было великодушным.

– Ни у кого нет права уничтожать таким образом творение Аллаха, – наконец нарушил молчание и высказался Мулай. – Слишком долго он продолжает поддерживать в своем сердце пламя ненависти… Малик должен был вернуться к своему народу, должен был восстановить свое имя и свое положение «инмучара», и создать новую семью и очаг, как и остальные смелые воины нашего народа. Его мужество не должно быть растрачено на бесполезную охоту.

– Легко сказать… – возразил Эль Каид. – Но как можно осуждать человека, проводящего бессонные ночи и представляющего, как в этот самый момент твои сыновья служат для развлечений какому–нибудь содомиту? Какую ненависть можно накопить в своем сердце, представляя, как днем их могут кастрировать? И сколько раз он клал себе в рот ствол ружья, чтобы раз и навсегда прекратить эту муку и останавливала его лишь жажда мести?

– И какая польза может быть от этого чувства мести? – спросил Мулай. – Я могу понять этого человека, когда он начал искать свою жену, когда еще было время, когда не прошло столько дней и ночей, но по прошествии стольких лет… Это уже не имеет никакого смысла !..

– Мы не можем быть ему судьями, Мулай, – заключил Эль Каид. – Опусти нас на самое дно страданий, заставь нас корчиться от боли, то очень часто это остается единственным удовольствием и целью нашей жизни…

– В глазах Алаха он превращается в человека, чья душа переполнена отвратительным пороком.

– Да, вероятно, что так… Но, благодаря его пороку, теперь работорговцы начали уважать туарегов, как никогда ранее, и редко, очень редко, пересекают наши земли. Малик и «Группа» избавили нас от этой беды, и теперь мы можем спать спокойно.

Миранда встала, слегка поклонилась, прося прощение у хозяина и гостей, и вышла из просторной «хаимы». Зажгла новую сигарету и медленно пошла в сторону невысокой дюны, освещенной призрачным светом миллионов сверкающих звезд на ночном небосводе, черном, словно бархат, по которому, как казалось, никогда не проплывало ни одно облако.

Ей нужно было остаться наедине с собой, обдумать сказанное туарегом о смерти Скотта и что это могло значить для него, кого она так любила. Хотела свыкнуться с мыслью, что, может быть, завтра она увидит его, будет рядом с ним, они уйдут в пустыню, останутся наедине и будут заниматься любовью на склоне дюны под этими самыми звездами.

Четыре месяца она не видела его! Четыре долгих, бесконечных месяца…, и еще могло бы пройти столько же, прежде чем он неожиданно объявится глухой ночью под ее окнами и осторожно постучит.