– Послушайте, меня не интересует, сколько раз вы перечитали мое досье. Вы что же, считаете, что досконально меня изучили? Я уже сказал вам: все это чушь собачья!
Ему пришлось подойти к ней вплотную, пока его лицо не оказалось не дальше фута от ее лица. Но она не смотрела на него, а уставилась в свою записную книжку – как будто то, что она там записала, имело какое-то отношение к тому, что он говорил сейчас.
– Послушайте, мы сможем с вами успешно выполнить эту совместную работу – возможно, даже выяснить, кто убил Медоуза, – если сумеем устроить себе еще несколько таких вот неформальных пауз, как сегодня с этим парнем. Но мы не станем настоящими партнерами, если по-настоящему не узнаем друг друга. Так что, возможно, нам не следует вести себя так, как мы ведем себя сейчас. Не надо рассказывать мне о своем братишке с короткой стрижкой и о том, что он вылитый я в юности. Потому что вы не знаете, каким я был. Пачка бумажек и фотографий из досье ничего не говорят о человеке.
Она закрыла записную книжку и убрала ее в сумочку. Потом наконец взглянула прямо на него. Из комнаты для допросов раздался стук. Шарки смотрел в зеркальное стекло и стучал в дверь. Но оба они не обратили на него внимания. Уиш сверлила Босха глазами.
– Вы всегда ведете себя вот так, когда женщина отклоняет ваше предложение вместе пообедать? – спокойно спросила она.
– Мои привычки не имеют к этому делу никакого отношения, и вы это сами знаете.
– Разумеется, я это знаю. – Она двинулась было прочь, потом остановилась. – Завтра в Бюро в девять утра?
Он не ответил, и тогда она действительно зашагала к выходу из отдела. Шарки снова замолотил в дверь, и Босх, обернувшись в ту сторону, увидел, что парень, глядя в зеркало, выдавливает прыщ на лице. Уиш еще раз оглянулась, прежде чем выйти из комнаты.
– Я ничего не говорила о своем младшем братишке, – произнесла она. – На самом деле он – мой старший брат. И я говорила о временах, которые давно прошли. О том, как он выглядел, когда я была маленькой девочкой, а он на время уезжал во Вьетнам.
Босх не стал к ней оборачиваться. Не смог. Он понял, что последует вслед за этим.
– Я хорошо помню, как он тогда выглядел – он как живой стоит у меня перед глазами. Потому что тогда я видела его в последний раз. Да, он чем-то напоминал вас. Он был из тех, кто так и не вернулся.
Она вышла из комнаты.
Гарри доел оставшийся кусок пиццы. Было холодно, он терпеть не мог анчоусы и чувствовал, что так ему и надо. То же самое было и с колой, которая оказалась теплой. Потом он сел на свое место за длинным общим столом секции убийств и стал названивать по телефону, пока не нашел свободную койку – скорее, свободное спальное пространство – в одном из приютов, где не задавали лишних вопросов, в районе бульвара. В приюте «Уличный дом» не пытались отсылать беглецов туда, откуда они сбежали. Там понимали, что в большинстве случаев родной дом является еще худшим кошмаром, чем улица. Там просто предоставляли детям безопасное место для ночлега, а затем старались переправить их в любое другое место, кроме Голливуда.
Он оформил получение машины без полицейских опознавательных знаков и отвез Шарки к его мотоциклу. Мотоцикл не влезал в багажник. Тогда он заключил с парнем сделку: Шарки на мотоцикле поедет до приюта, а Босх на машине двинется за ним следом. Когда парень доберется туда и будет размещен, Босх отдаст ему обратно деньги, бумажник и сигареты. Но только не отобранные поляроидные снимки и не сигарету с марихуаной. И то и другое отправилось в мусорный ящик. Шарки это не понравилось, но он согласился. Босх велел ему побыть в приюте хотя бы дня два, однако понимал, что парень, вероятнее всего, удерет с утра пораньше.
– Однажды я уже нашел тебя. Если понадобится, сумею сделать это и снова, – сказал он, когда мальчишка пристегивал цепью свой мотоцикл возле приюта.
– Да-да, я знаю, – ответил Шарки.
Это была пустая угроза. Босх знал, что нашел Шарки, когда парень не подозревал, что его ищут. Но все будет совершенно иначе, если он захочет скрыться. Босх дал мальчику одну из своих дешевых визитных карточек и велел позвонить, если он вспомнит что-нибудь важное.
– Для вас или для меня? – спросил Шарки.
Босх не ответил. Он снова забрался в машину и поехал обратно на Уилкокс-авеню, в полицейский участок, высматривая в зеркале заднего вида признаки «хвоста». Таковых он не обнаружил. Сдав машину, он прошел к своему рабочему столу и забрал фэбээровские досье. Потом пошел в кабинет дежурного, где несущий ночную вахту лейтенант вызвал одну из своих патрульных машин, чтобы подбросить Босха до Федерал-билдинг. Патрульный полицейский был молодой парень с короткой стрижкой. Азиат. От кого-то в участке он слышал, что полицейского зовут Гунь Хо. Они промолчали все двадцать минут пути до правительственного здания.