Черное и белое (СИ)

— Наташ, человек этот редкостный мудила. Мы его немного поучили, вот и всё. Но если надо будет вальнуть, я тебя позову.

Она поворачивается, но не улыбается. Шутка проваливается, оставаясь неоценённой, и мне кажется, что она действительно смогла бы.

— За свою семью я что угодно сделаю, — кивает моя невеста и добавляет. — Да, за семью я и убить могу…

Обожаю юношескую энергию максимализма.

После ужина мы всей весёлой толпищей заваливаемся в бар в гостинице. Валютный, тот что на верхнем этаже. Мы идём в полном составе, ещё и Смирнов к нам присоединяется. Народу здесь столько, что яблоку упасть негде — иностранцы, кагэбэшники, обэхээсники, путаны и пронырливые сограждане. Но для нас зарезервированы четыре круглых столика.

Сегодня в программе варьете, поэтому и ажиотаж. Там вообще-то не обнажаются, но всё выступление пронизано эротическими вибрациями молодых танцовщиц. Тела их, задрапированные прозрачными тканями, сводят с ума особо восприимчивых джентльменов.

Но танцовщицы ладно, основной фурор производят официантки, расхаживая по залу топлесс. Я даже глаза тру на всякий случай. Нет, оголением грудей меня не удивить, стриптиз я повидал, конечно, но сам факт, что в восемьдесят первом году, при торжестве развитого социализма и внимательном надзоре за состоянием идеологии со стороны того же товарища Суслова, происходит такое, вызывает когнитивное расстройство.

— Ты чего! — со смехом хлопает меня по колену Наташка, когда я слишком уж заинтересованным взглядом провожаю такую «голосистую» барышню.

— Девушка! — окликаю я проходящую мимо кандидатку на обложку «Плейбоя». — Нам, пожалуйста, шестнадцать коктейлей «Шампань — коблер».

Я даю ей баксы и она приветливо улыбнувшись, идёт в сторону бара. Правда, её со всех сторон окликают и, стало быть, свой заказ нам придётся подождать.

Атмосфера устанавливается непринуждённая, дружеская и неформальная. Все кайфуют и лишь Трыня остаётся в стороне от этого праздника жизни. Хоть я и предлагаю взять его с собой, эта идея не находит отзыва в сердцах членов делегации. Особенно, у Платоныча.

— Дядя Юра, — говорю я ему на ухо, подсаживаясь и обнимая за плечи. — Я вот, что тебе сказать хотел… Спросить, вернее. Тебе Ира Новицкая нравится?

— Новицкая? — улыбается он, оборачиваясь ко мне и чуть приподнимая брови. — Конечно. Да, нравится. Яркая, красивая, целеустремлённая. Очень интересный человек. А почему ты спрашиваешь?

— Ну… Помнишь, как в обыкновенном чуде? «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, чего зря время терять»… Я подумал просто… ты же один и она тоже. Хорошие, красивые люди, тем более ты с ней общий язык находил уже вроде. Ну, где-то на мероприятиях пересекались.

Он усмехается:

— Решил обустроить личную жизнь своих друзей? Железная Ирка сохнет что ли по тебе до сих пор?

— Да почему по мне-то? Баба молодая, а кроме работы ничего нет. Ни котёнка, ни мышонка… или как там говорят… Ты бы ей подошёл, а она тебе. Может, приударишь? Вон посмотри.

Она сидит, откинувшись в кресле, юбка чуть задрана, стройные ноги выглядят маняще, блузка расстёгнута и не скрывает соблазнительных линий груди. На губах гуляет лёгкая улыбка.

— Красотка, да? — продолжаю я. — Круче Аманды Лир.

А что, идея отличная, мне нравится. Думаю, ей именно такой и нужен, мужчина постарше, чтобы она дома прекращала быть начальницей, а превращалась в обычную девчонку. Да даже без далеко идущих планов, просто хотя бы потусоваться вместе, почувствовать себя не матерью а дочкой. И ему прикольно будет.

— Ты Георгия Ивановича помнишь? — улыбается Платоныч. — Из «Москва слезам не верит». Он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора. Его в фильме вроде переубедили, но по сути-то он прав со своим мировоззрением. Зачем мне баба-начальник? Ирочка девушка очень привлекательная, ты прав, и мне она нравится, но мне не нужна личная Маргарет Тэтчер. А если вдруг понадобится, можно «Международную панораму» посмотреть. Мне нужна женщина мягкая, домашняя, а не руководитель союзного масштаба. Размениваться на эксперименты некогда уже, годы-то летят. Так что пристрой её кому-нибудь другому, Злобину, например.

— Так он женат.

— А… ну, значит, не ему, — смеётся Большак.

Коктейль сменяется коктейлем, появляются чистые напитки, повышая градус веселья. Джин, текила и коньяк — кому что нравится. Широкая, восприимчивая к гуляниям русская душа требует ритмичных движений. Шоу заканчивается и начинаются танцы. Иностранцы с восхищением подхватывают эту необычную идею.

Мы с Наташкой весело отплясываем под «Багама мама», с недавних пор наполненную для меня новым смыслом. Она выглядит просто как чистый секс. Грудки переливаются под блестящей нежностью шёлка, платье оголяет острые коленки, а глаза стреляют чистым сексапилом.

Ирка зажигает с Анатолем и Куренковым, в отличие от меня, отлично танцующим.

— Фу-у-х! — выдыхает Наташка. — Вот это мы дали! Устала, надо посидеть. Минералка есть у них?