— Просто я так умею. Замещать сознание, — и Эрта попыталась объяснить, тщательно подбирая слова, чтобы они были доступны для понимания на уровне развития этого мира, — Встроенная в мое тело технология… механизм… улавливает… перехватывает… чужие импульсы… волны… чувств. И заменяет их моими. Живые… то есть… люди, не могут ориентироваться в тумане. Убийцы могут. И могут управлять телами с помощью некоторых областей сознания управляемых людей. Скорее даже не управлять, а направлять. Но, ядро чужого сознания чаще всего погружается в сон, если ведомый не отказывается специально.
— Если ты так умеешь, то почему спасла только меня! Почему не всех?
— Я не могла всех. Я могла только тебя.
— Почему!
— Потому что так далеко я могла дотянуться только до тебя. Мой эмпатический лот действует только в радиусе нескольких миль. Для тебя он — два дня пути. Только для тебя.
— Почему?
— Я не знаю.
— И так было всегда?
— Нет. Не всегда.
— И когда ты этому научилась?
— Не спрашивай меня, пожалуйста. Я не хочу говорить об этом. И лгать тебе не хочу.
— Лгать ты мне не можешь. Ты дала слово. Но, я должен знать все, что касается твоих возможностей, для спасения моих людей.
— Когда и как это произошло, не касается никого, кроме меня.
— Понятно. Если ты сделаешь это со всеми войсками, мы можем победить?
— Я не могу сказать наверняка. Но шансы у нас есть. И довольно хорошие. Гораздо б'ольшие, чем у нас по-отдельности. Думаю, нам нужен симбиоз наших возможностей.
— Что нам нужно?
— Слияние.
Через пару минут он произнес:
— Я должен подумать об этом, и о том, как сказать своим людям, что с ними случилось и о том, что устроила это ты и что это было сделано, возможно, для их же блага.
— Это не благо, — тихо и твердо сказала ему она, — в моем мире это было просто последнее средство. В черном тумане люди не могут ни видеть, ни слышать, они не могут даже почувствовать врага. Могут только убийцы и направляемые убийцами.
— Значит, и в моем оно последнее, — констатировал Ульрих, вспоминая черный туман.
— Я могу не отключать их чувства, — сообщила она, — но тогда они могут умереть от боли намного раньше, чем потеряют боеспособность.
— Думаю, что боли и так будет достаточно.
— Да.
— Думаю, я соглашусь. Пока только я, — сказал он, — если ты больше никем не пожертвуешь ради меня. И если я буду в этом уверен.
— Я боюсь, что мне придется пожертвовать и тобой, если этого нельзя будет избежать, ради уничтожения Существ, их нельзя оставить в живых, ни одно. Другого шанса не будет. А как они размножаются в моем мире было никому неизвестно, — снова сочла своим долгом предупредить его она.
— Почему ты тогда не убила меня в тот раз?
— Потому что это было бессмысленно.
И ответила на его немой вопрос:
— Я не была уверена, что твои люди поймут меня. А тебя они поймут. Но, я бы попыталась спасти всех, до кого смогла достать в тот момент, если бы могла. Если бы достать я могла кого-то другого, а не тебя, мне пришлось бы тебя бросить и спасать его. И я бы это сделала. Мне было бы очень больно это делать. Но, я бы не колебалась.
— Значит, ты спасала не только меня?
— Не только.
— Значит, я — не то, ради чего ты пожертвуешь абсолютно всем? Или всеми?
— Нет. Ради тебя я могу пожертвовать только собой.
— И то, если моя жертва не поставит под угрозу хороших людей или жизненно-важную цель, — добавила она.
Он молчал и не двигался, и по его лицу нельзя было понять, что он чувствует или в каком направлении приблизительно движутся его мысли. Сканировать его ей не хотелось.
— Эрта, ты меня любишь? — вдруг, решился он.
— Выходит, что нет, — огорченно сказала она.
— Ты меня ненавидишь? — решилась и она.
— Выходит, что нет, — облегченно ответил он.
— И что мы теперь будем делать? — спросила Эрта, ощущая, как размораживаются ее чувства.
— Выполнять свой долг, — усмехнулся Ульрих.
— Вместе? — недоверчиво спросила она.
— Конечно, вместе. По-другому никак. Он же у нас один, — подтвердил он.
— Я не буду делать это без согласия каждого человека, который примет участие в этом. — сказала она.
— Одно согласие у тебя уже есть.
Эпизод 21. Последние мгновения смерти
— Мгновения Эрты -
Ночью Эрта не спала, и думала, почему же она не любит Ульриха. Она не смогла бы спасти его любой ценой. Не смогла бы никогда. Во-первых, тогда она перестала бы быть Убийцей. Тогда, она стала бы убийцей не по профессии, а по определению, и стала бы слабее любого Убийцы, с даже не полностью сформировавшейся эгосилой. И тогда ей самой не захотелось бы жить. Во-вторых, если бы она спасла его вопреки его принципам, он не только никогда не простил бы ее, но и не смог бы жить полноценно дальше. Он прав, тогда она не спасла бы его, она бы его убила. И на земле все равно бы уже не было Ульриха. Был бы его призрак. А призракам место — в раю.