Черное колесо

Днем я встретился с Деборой. Помня советы Мактига и Пенелопы внимательней заняться ею, я уделил ей больше времени. Ее шотландское лицо с круглыми, слегка навыкате, невинными карими глазами было еще менее выразительным, чем показалось мне с первого взгляда. У нее был широкий рот со сжатыми губами, маленький круглый нос пуговкой. Выглядела она так, словно ничто на свете не может ее испугать или даже удивить, как будто она когда-то обнаружила, что на всякий вопрос есть только один ответ, и она его знает. Может, это и иллюзия, но Дебора всеми силами держалась за свою иллюзию. Наиболее примечательно было исходящее от нее ощущение абсолютной, несокрушимой благопристойности. Оно было более материально, чем ткань ее платья. Представить, что Дебора допустит какое-то моральное прегрешение, было невозможно — легче вообразить, что благовоспитанная курица высиживает крокодила. Я ощутил легкое сочувствие к леди Фитц.

Похоже, что Дебора всегда «слегка недомогала» на борту. Когда она описала симптомы, мне стало ясно, что ее привел ко мне не недуг, а любопытство. Она засыпала меня множеством вопросов, четко сформулированных, которые далеко выходили за пределы обязанностей судового врача. Среди них — и вопрос о моих «религиозных убеждениях». У нее был шотландский акцент, но проявлялся он только когда она волновалась, и я не буду обращать на него внимания, цитируя ее слова. Уходя с простыми лекарствами, которые я ей прописал, она заметила, что на борту собралось «общество безбожников» и что я хорошо сделаю, если припомню заповеди, которым обучили меня родители, добавив, что нам еще найдется о чем поговорить, потому что врач и священник во многом схожи, при всем ее уважении к священнику. Я ответил, что если она имеет в виду тайну исповеди, то она совершенно права. Сказав, что она именно это имела в виду, Дебора наконец ушла.

В следующие четыре дня каждый час на борту «Сьюзан Энн» в точности походил на все предыдущие. Сражения за столом и перемирие на залитой солнцем палубе. Я с интересом заметил, что Флора преследует Мактига все настойчивей и коварней, либо по совету Чедвика, либо просто чтобы вывести Мактига из себя, либо по какой-то другой причине. Я был уверен, что и Пен тоже это заметила, но, как и меня, это ее только забавляло. Также ясно было, что Бурилов не отказался от ухаживания за сестрой пастора. И столь же очевидно, что Бенсон следит за этим с каким-то полуциничным интересом.

Но к жизни на борту корабля быстро привыкаешь, и вскоре я обнаружил, что уже не обращаю внимания на то, что в первое утро меня так удивило. Большую часть времени я проводил в своей крохотной лаборатории.

На пятый день у меня произошел любопытный разговор с Деборой. Она пришла ко мне в кабинет с вязанием и, безо всякого «с вашего позволения», уселась. Я лениво читал, делать мне было нечего, и потому я приветствовал ее появление.

— Ее милость, — объяснила Дебора, — отдыхает. Меня на время отпустили. Ее милость сказала, что ей будут сниться дурные сны, если я сижу рядом. Вот ее точные слова, доктор Фенимор: «Я уверена, что это будут на редкость чопорные сны. Этого я не вынесу. Уйдите от меня как можно дальше, только за борт не свалитесь. Не затем, что мне будет жаль столь респектабельную особу — просто мне будет неудобно, если вы утонете!»

Впервые я увидел нечто человеческое на лице Деборы — дрожь негодования; спицы в ее руках слегка дрожали.

— Особа! — сказала Дебора. — Респектабельная особа! И я могу отправляться за борт, если это не повредит ее милости! Каково!

Она пропустила петлю, исправила ее и сказала:

— Я решила хоть немного побыть в обществе богобоязненного человека.

Слегка ошеломленный этой незаслуженной данью моей набожности, я смог только поклониться и сказать, что рад ее видеть. В дальнейшем выяснилось, что у Деборы есть необходимость оправдаться.

— Вы, несомненно, спрашивали себя, доктор Фенимор, — сказала она, снова успокоившись, — почему это я, богобоязненная шотландка, остаюсь с такой мирской женщиной, как ее милость? Я объясню. Как кальвинистка, я верю в предначертание. Я верю, что Бог уже отделил агнцев от козлищ и что сделал он это с самого начала. И неважно, что сделают его избранные: назначение их — небеса. Неважно, добрые или злые поступки совершат те, кого он проклял: их назначение — ад. Я хорошо знаю, что я избранная. И я благонравна, поскольку хочу такой быть. Но если бы я не была такой, это не имело бы никакого значения. Я могла бы стать, — добавила Дебора поразительное признание, — вавилонской блудницей, но мое место по-прежнему было бы на небесах. Мне тяжело это признать, но ее милость — изначально проклята. Сколь бы распутной и злой она ни была, она не станет более проклятой, чем уже есть. И ее распутство и злоба не могут запятнать меня. К тому же, — добавила Дебора, — она мне очень хорошо платит. Мне кажется, я полностью ответила на вопрос, который вы себе задавали.

Я подтвердил, что полностью.