Я почувствовал странный холодок на затылке. Мактиг далеко перегнулся через поручень, прислушиваясь. Больше ничего не было слышно. Он распрямился.
— Может, поэтому нам здесь и не нравится.
— Там, наверное, корабль, — неуверенно сказал я,
— Несомненно. Но что за корабль? И кто там боцманом?
Он вздрогнул, повел широкими плечами.
— Ну, что ж, завтра узнаем. Спокойной ночи. — И ушел.
Мне почему-то не хотелось оставаться одному на палубе, и я вернулся в свою каюту.
5. БЕЗЫМЯННЫЙ КОРАБЛЬ
Спал я плохо. Ночью проснулся, выскользнул на палубу и снова стал смотреть в сторону отмели. Луна в последней четверти висела низко и была красная. В ее свете неподвижная поверхность лагуны казалась подернутой тонкой пленкой крови. Плеснулась рыба, и по воде начали вяло расходиться круги — словно камень бросили в море крови. Берег казался сплошной черной стеной, увенчанной фантастическими бастионами из пальмовых листьев и древесных ветвей.
Сразу после рассвета я оделся и вышел на палубу. Там был Мактиг. Я сказал:
— Здравствуйте, Майк. Как спали?
— Ужасно. Вы тоже не выглядите, как росистая маргаритка, В чем дело?
— Слишком много колоколов-привидений. Слишком много призрачных боцманских дудок.
Он рассмеялся.
— Те же симптомы. Та же причина. Воображение, скорее всего. Лагуна великолепна, но, может, не так безопасна, как выглядит. Взгляните на берег.
Но я вначале посмотрел на петлю отмели. Она была из белого песка, и нигде не было ни следа растительности. За ней возвышался огромный песчаный утес. Прикинув с палубы примерное расстояние до него, я определил, что высота его не менее семидесяти пяти футов над уровнем воды. Поверхность его казалась только что сформировавшейся, будто ее недавно срезали гигантской лопатой. От нее я перевел взгляд на лагуну. Она была поистине прекрасна, вода ее блистала, как шелк — сапфир, павлинья синева, зелень, ясный и в то же время туманный цвет изумрудов, молочный нефрит. Но утреннее солнце обнажило то, что скрывало вечернее. Мощь урагана тяжело прошлась по острову. За изгибами пляжей видны были клубы вырванных пальм, сосен, лиан, в зарослях образовались широкие просеки.
Мактиг сказал:
— Это не просто ветер. Должно быть, большие волны перекатились через дюны и прорвались в лагуну. Наверное, они и срезали высокую дюну вон там. Если это так, вряд ли мы найдем большую воду за петлей. — Он помолчал. — Во всяком случае, не для большого корабля.
За завтраком место Пен пустовало. Бенсон сказал, что у нее болит голова. Все были возбуждены, опасности и лишения урагана теперь превратились лишь в необыкновенное приключение. Кто-то спросил Бенсона, долгой ли будет наша стоянка на острове. Тот коротко ответил: столько, сколько потребуется для починки корабля. Потом, словно решив, что сделал какой-то неверный шаг, украдкой оглянулся и добавил почти извиняющимся тоном, что ремонт займет всего несколько дней и никто не испытает особенных неудобств из-за такого отлучения от мира.
Мне это показалось очень странным, и по выражению лица Мактига я понял, что он тоже что-то почувствовал. Я подумал, что Большому Джиму никогда и в голову не пришло бы извиняться за то, что он собирается делать; и я был полностью уверен, что старый капитан первой «Сьюзан Энн» был так же деспотичен. Не слишком ли оптимистичен был Мактиг, заявив, что Большой Джим пришел в себя?
И тут я вдруг вспомнил известный клинический случай, когда вторичная личность, обретя господство, первое время чувствовала себя неуверенно и маскировалась под первую личность. Не будучи знакома с привычками и образом жизни того, кто создал или воссоздал ее, новая личность может решить, что первоначальный высокомерный ответ мог не соответствовать характеру. Именно из-за подобных ошибок вторичная личность в том случае, о котором я вспомнил, и была распознана.
Или две личности слились в одну, новую, которая теперь и не Большой Джим, и не старый капитан? Состоящая, разумеется, из особенностей их обоих, но в сущности — новая, третья личность, чьи реакции совершенно непредсказуемы на основании знания о первых двух. Чужак.
Мысли эти молнией пронеслись у меня в голове. Я решил, что это объясняет также, почему Бенсон избегает Пен: страх, который им владел, это страх, что Пен раскроет маскарад. Кто может сделать это быстрее, чем собственная дочь Бенсона? Я также вспомнил, что почувствовал какую-то фальшь в поведении Бенсона, когда он впервые увидел остров. Его радость казалась неискренней. Не совсем, но же он несколько переигрывал.
Но и первая гипотеза тоже все объясняет: старый капитан снова владеет своим кораблем, в нем он уверен, но совсем не так уверен в том, как будет его новый корабль из плоти отвечать на умственные ветры и приливы…