— Мы стояли на песке. Она погрузилась в Молчание, и я отошел от нее. И вдруг она задрожала! Вскрикнула! И упала в обморок! Я подумал — может, она шутит со своим возлюбленным Алексеем. Приподнял ее, чтобы поцеловать. Она не смотрела на меня. Я очень вспыльчив… я ударил ее, вы понимаете… — быстро добавил он, — игриво ударил. Она по-прежнему не смотрела на меня! Я испугался, что она умрет, оставив меня в одиночестве, но нет, сердце ее билось… но так…
Он картинно взмахнул рукой, опечаленный тем, что я больше внимания уделяю состоянию леди Фитц, чем его словам. Очевидно, у нее был легкий солнечный удар. Пульс насыщенный, но медленный, цвет лица слегка бледный, кожа теплая и сухая,
— Удар для пожилой женщины, — начал было Бурилов, но, торопливо взглянув на леди Фитц, поправился: — для женщины в полном расцвете — серьезное дело, верно? — Было очевидно, что его больше всего волнуют финансовые последствия этого события.
И тут поведение его изменилось. Не знаю, проявил ли он артистическое притворство или предельную искренность. Опустился на колени, прижал расслабленные руки леди Фитц к губам:
— Говори с Алексеем! — Дебора смотрела на него, не веря своим глазам, будто он делал что-то волшебное. — Даже если ты сердита, говори, птичка…
Послышался стук; я кивнул Деборе, и она открыла дверь. Заглянула Пен. Я объяснил ей, что случилось, и она ушла. Выпроводить Бурилова оказалось гораздо труднее.
— Я выйду, — сказал он наконец, — но я буду ждать у дверей, как верный пес.
Дебора, закрыв за ним дверь, вздохнула.
— Удивительны дела Господни! Кто бы мог подумать, что он проявит такую любовь? Ему бы радоваться, что она ничего не видит.
И в ответ на мой вопросительный взгляд добавила:
— Да, она в обмороке, посмотрите — у нее видны колени. Довольно узловатые. Ее милость никому не позволяет взглянуть на них, — презрительно добавила она, прикрывая краем юбки колени англичанки.
— Немного перегрелась на солнце. Случалось это раньше, Дебора?
— Вопрос один, доктор Фенимор, но требует двух ответов. Много раз она падала без чувств, но всегда картинно и в присутствии мужчин.
Я подложил под голову леди Фитц подушку и попросил Дебору смачивать ей лоб и руки ледяной водой. Дверь открылась, Бурилов спросил:
— Она жива?
Я закрыл дверь на ключ.
Леди Фитц ответила на заботу Деборы тем, что резко оттолкнула ее и простонала:
— Слепая чернота. Мои глаза! Где мои глаза?
Потом, словно сознательно отвергая всякую логику построения своей речи:
— Где он, который послал за мной?
И снова жалобно:
— Слепа — и черна!..
Голова ее качнулась. Она взяла меня за руку и с криком снова потеряла сознание.
После второго приступа она пришла в себя со слезами:
— Я черная, черная, как грех! Не прикасайтесь ко мне!
Не знаю, кто из нас — я или Дебора — был больше удивлен. Контакт леди Фитц с ее Создателем был, должно быть, апокалипсическим, мягко выражаясь.
Она оттолкнула мою руку.
— Спокойнее, леди Фитц-Ментон, с вами все в порядке.
— Нет, не в порядке. Я черна! О Господи! Черна!
— Взгляните на свою руку, она белая. Послушайте, посмотрите на нее.
— Как я могу посмотреть? Я слепа!
Я перевернул ее на спину, несмотря на ее сопротивление. Она сдалась и лежала пассивно, глядя сквозь меня. Я взял со стола небольшой фонарик и посветил ей в глаза. Зрачки сокращались.
— Вы воспринимаете свет.
Дебора оказалась практичней. Она сказала:
— Колени, ваша милость. Они на виду.
Леди Фитц мгновенно села, выпрямилась и поправила юбку, удивленно охнула. Вытянула руку, глядя на нее.
— Я не черная! Не слепая!
Я подозрительно спросил, вспомнив ее аппетит:
— Что вы ели за ленчем?
Дебора тут же начала перечислять меню, но ее остановил картинный жест леди Фитц. Она величественно сказала:
— Оставьте нас, женщина.
Дебора посмотрела на нее недоверчиво, на меня укоризненно. Пожала плечами, вперевалку подошла к столу, взяла вязание и вышла. Я слышал, как в коридоре ее начал расспрашивать Бурилов.
Леди Фитц холодно сказала:
— Будьте добры, сигарету. — Я дал ей сигарету, помог прикурить и пододвинул пепельницу. — Похоже, я вела себя не самым лучшим образом. Что касается нас с вами, меня это не беспокоит, доктор Фенимор. Я знаю, что у меня самые чистые намерения и мотивы, как бы их ни истолковывали. И все же в хотела бы знать ваше профессиональное мнение и сопоставить взгляды материалиста со своими.
— Все, чем могу быть полезен, леди Фитц-Ментон.
Кончик тлеющей сигареты чрезвычайно занимал ее. Она сказала:
— Я видела поразительный сон. Не могу объявить его откровением, потому что физически я не слепа и не черна. Но слова нашего Божественного Отца часто метафоричны, и возможно, что в переносном смысле, — это она произнесла с сомнением, — я слепа и черна. Во всяком случае, я уверена, что получила удивительное послание…
Она негодующе взглянула на потолок, потом — обиженно — на пол.
— Не могу точно определить, от кого именно. Но если вы знакомы с психоанализом, может, вы сумеете назвать моего собеседника. Я могу продолжать?
Я кивнул. Она удобней устроилась на кушетке, не забыв о коленях. Пепельницу она водрузила на своей пышной груди.