Черное колесо

Это подчеркивало ее параноидальную настроенность. Ей легче поверить в божественное откровение во сне, чем посмотреть в лицо некоторым неприятным сведениям о себе самой.

Я сказал:

— Мистер Чедвик объяснил, почему обрушилась дюна. Удары колокола — просто отражение звуков нашего колокола от дюны. А свист, несомненно, крик какой-то ночной птицы.

— Ага, — сказала она. Это могло означать все, что угодно. Я удовлетворительно растолковал ее сон и не дал ей времени задуматься

Но сам я, вспоминая его, задумывался.

14. РАССКАЗ РАФФЕРТИ

В тот же день ко мне пришел Мактиг. Он выглядел утомленным и похудевшим. Я спросил:

— Вы извинились перед леди Фитц?

Он выразил жестом недоумение:

— Вы решите, что я сошел с ума. Может, я неверно понял старуху, и она в самом деле поверила в свою нелепую религию… А может, решила поддать жару моей клубничной голове. У нас теперь век чудес! Я недавно встретился с ней в коридоре, и она… извинилась передо мной!

Он мрачно добавил:

— Впрочем, если вы скажете, что я спятил, будете недалеки от истины.

— Что это значит, Майк?

— Это значит, — угрюмо ответил он, — что пока вы возитесь со своими бутылочками и срезами, кажетесь себе таким важным, я принес вам новости. В вашей программе появился новый номер. Произошел еще один случай оживления старого капитана.

Он постучал себя по груди:

— Я!

Я рассмеялся. Он проворчал:

— Вы думаете, это смешно? Подождите, пока не услышите всех подробностей. Потом можете хохотать, пока не лопнете. И тогда у вас появится еще более славная работенка — штопать собственные бока. Без наркоза.

Я спросил:

— Что произошло? Еще один дурной сон? — Я думал о леди Фитц, а не о его пьяной болтовне три дня назад.

— Дурной сон! Не нужно так говорить, док. — Он обиделся. — У меня они один за другим, целый парад. Неважно, сплю я или бодрствую — они приходят, как убийцы — посмотреть на место преступления. Каждый в отдельности не несет особого смысла. Но если собрать их все… — он бессильно развел руками. — Но не думайте, что я слабак. Я три дня и три ночи держал их при себе. Пора о них рассказать и решить, сны это, — закончил он, — или воспоминания?

Я сел:

— Начинайте.

— Если бы они так точно не продолжали друг друга, я назвал бы их снами. Но это — воспоминания. И в то же время — как я могу помнить то, чего со мной не случалось? Большого Джима я могу понять — он проделал большую работу, прежде чем стал старым капитаном. А я как будто обрел вторую личность за одну ночь. Нет, — поправился он, — не за одну ночь, а за несколько дней. С тех пор, как услышал колокол и дудку. Может, даже немного раньше.

— Я не могу высказать свое мнение, не услышав подробностей, Майк.

— Подробности? Вы их получите.

Он достал кисет и трубку.

— У меня было предчувствие. Я понял, что с этим местом неладно, в тот день, когда мы услышали колокол и боцманский свисток. Увидев старый корабль и черное колесо, я тут же понял, что здесь найдется и кое-что похуже. Руки на колесе напомнили мне узор чешуек на спине гадюки. Мне показалось, что колесо гораздо опаснее змеи. Положив руки на колесо, я вдруг увидел вместо Чеда кого-то другого. И этот другой причинил мне такое большое зло, что я ударил его.

Он набил трубку табаком.

— При виде шипов в дверях каюты у меня по спине поползли мурашки. Шипы походили на огамические руны — старинное кельтское письмо, и так и кричали об опасности. Не знаю почему, да и как я мог знать, если сам не принимал участия в этом убийстве? Ведь там была просто груда песка.

— В форме могилы, — вмешался я, — и тут все дело в ассоциациях. Вы сказали, что в песке кости Слима Бэнга.

— Это сказал Бенсон, а не я. Я же сказал, что здесь просто кости. Поэтому я так и разволновался. Какое отношение имеет старый капитан к тому, что я якобы вспоминаю? Большой Джим был старым капитаном, когда сказал это, вы знаете. И он имел в виду не нынешнего Слима Бэнга, а того, кто служил на прежней «Сьюзан Энн».

Я вспомнил и удивился — скорее не словам Мактига, а тому, почему он так говорит. Он продолжал:

— Все время, пока мы вскрывали эту заколоченную каюту, у меня возникали вспышки — предчувствие того, что нам предстояло увидеть. Но намеки — одно дело, а подробные воспоминания — совсем другое. Если только вы верите в переселение душ. Я не верю.

Он поднес горящую спичку к трубке и затянулся.

— И с тех пор эти воспоминания все время возвращаются. Они мне всю плешь проели. Бурная сцена между Большим Джимом и Смитсоном послужила рвотным перышком. Мне казалось, я свихнусь, если не выйду из этой ситуации. Поэтому я и напился.

И сразу отдельные фрагменты сложились в единое целое. Я больше не был Мактигом и не находился на борту «Сьюзан Энн». Я был Фелин-Оуэном Рафферти, нашим Рыжим, короче говоря. Что это вы подпрыгнули?

— Я подпрыгнул?

— Мне показалось, да.

— Майк, откуда вы выкопали это имя — Рафферти?