Черное колесо

— Как это откуда? Оно пришло со всем остальным. А насчет копания вы попали в точку! Потому что Рыжий Рафферти — это не кто иной, как наш рыжеволосый друг со старой развалины, тот самый, что погребен теперь в дюне с медальоном на груди. Знаете, что в этом медальоне? Портрет Бриджит.

Но не будем забегать вперед. Мы, Мактиги, приехали в Америку из Западного Коннахта всего четыре поколения назад, и в этом случае теория капитана о наследственной памяти не срабатывает. Мне известно, что у Рафферти не было потомков, а если бы и были, то никто из них не мог быть свидетелем случившегося. Понимаете? Я никогда не был в Ирландии и, если не считать нескольких фильмов, понятия не имею, как она выглядит. Вернее, не имел, — поправился он. — Но после знакомства с Рыжим я очень хорошо знаю свою старую родину — такой, какой она была… примерно двести лет назад.

И воспоминания мои не очень приятны. Да, есть и неплохие. Например, когда я иду по грязной дороге, обняв Бриджит, а вокруг каменные старые стены и кусты фуксий. Я украдкой целую ее, и ей это нравится. Я спятил, док, но я влюблен в девушку, уже два столетия как мертвую!

И, ремонтируя ее дом, док, я овладел новой профессией. Я могу починить, док, кровлю дома. Мне всегда казалось, что солому укладывают как множество снопов. Ничего подобного! Сначала кровлю покрывают глиной, а потом вдавливают солому в глину ивовыми прутьями, на манер ворот в крокете.

Но я отвлекся. Все началось, когда я вспомнил, как брат Бриджит, Натан, был убит в церкви во время мессы отрядом англичан. Англичане изгоняли нас из наших земель и охотились за нами. Мы с Бриджит ушли на корабле из Донегола в Нормандию. Я все это помню, — сказал он, — но какое все это имеет отношение к Майку Мактигу?

Он закрыл глаза, может, чтобы получше видеть то, что называл воспоминаниями.

— В те дни африканская торговля переживала бум. Одно плавание могло сделать человека богатым. Тирконнел О’Нил одолжил мне корабль. Через три рейса у меня уже было собственное судно, то самое, что сейчас под дюной. Его название было «Бриджит»…

В первом же плавании на собственном шлюпе Рафферти встретил Ирсули при дворе Манти, короля Берега Зубов — это прежнее название Берега Рабов. С этого момента рассказ Мактига совпадал с рассказом леди Фитц, различалась только точка зрения рассказчика, а также окончание — Рафферти был зрячим и видел все то, о чем жрица только догадывалась.

Я ошеломленно слушал это. Я верил, что леди Фитц пересказала содержание сна — необыкновенно яркого, конечно, и свой анализ я делал искренне. Но вряд ли Мактиг мог увидеть сон, совпадающий с другим в мельчайших подробностях, даже если оба сна возникли под влиянием одних и тех же впечатлений. Два сознания никогда не действуют совершенно одинаково: их действие основано на сложном переплетении случайных обстоятельств. Можно сказать, что если два человека с рождения до смерти будут жить вместе, полностью делить опыт друг друга, все равно они не будут мыслить одинаково.

Таким образом, и леди Фитц, и Мактиг могли увидеть сон об Ирсули, но не одновременно же! Либо Мактиг узнал о ее сне и пародирует его, чтобы разыграть меня, либо она узнала о его сне. Либо — вторжение духов, о чем рассуждал Бенсон. Что касается меня, то переселением душ незачем заниматься. Наследственной памятью тоже. Разве что у леди Фитц были чернокожие предки. Если это так, то характерных черт этой расы она явно не унаследовала.

Что-то очень бесчестное стоит за одной или обеими историями. Я прервал Мактига, который как раз рассказывал о Черном Педро, своем первом помощнике. Тот стер имя Бриджит, когда мятежники захватили корабль.

— Мактиг!

Он так погрузился в свою вторую призрачную личность, что забыл свое имя. Это само по себе было подозрительно.

— Рафферти! — окликнул я. Он вздрогнул, мигнул.

— Да?

— Когда леди Фитц извинилась перед вами, что она сказала?

— Леди… леди Фитц? — Он немного подумал. — О, ничего особенного. Сказала, что сожалеет о той ссоре прошлой ночью и просит простить ее. Потом покраснела, отвернулась и ушла. А что?

— А вы что ей сказали?

— Ни слова. У меня просто не было возможности.

Я спросил, уверен ли он. Он был уверен.

Я махнул рукой, и он продолжил свой рассказ. Он на время спятил от шока, увидев, как мертвый М’Комба поднимается и ходит по палубе; с этого момента его рассказ стал бессвязным. Придя в себя, он обнаружил, что все черные умерли и так же, как М’Комба загадочно, святотатственно ожили. Все они двигались деревянно-безжизненно, как заведенные.

Сам он тоже чувствовал стесненность в движениях и не мог сфокусировать взгляд. Только когда Ирсули вызвала дождь, мышцы его расслабились, и зрение улучшилось.

Больше он не боялся М’Комбы. Наоборот, чувствовал родство с ним — может, потому, что двигались оба одинаково неуклюже — такое ощущают два незнакомых пациента, ждущие в приемной и обнаруживающие, что у них одна и та же болезнь.