Черное колесо

— Я заключаю, что это колесо судьбы, аналогичное колесам в бретонских церквях. Но, как я вам показал, все изображения колеса сводятся к одному и тому же — чередованию черного и белого, жизни и смерти, добра и зла. А это — как будто африканский вариант того же цикла. И в любом случае оно интересно как произведение искусства, каково бы ни было его символическое значение.

— А что символизируют эти руки?

Преподобный ответил:

— Их девять пар. Не стану углубляться в символику магических чисел — каждая цифра связана с мифом. Упомяну только девять служанок уэльской богини Керидвен, которые своим дыханием поддерживают огонь под ее котлом, а этот котел не что иное, как еще один символ солнца, связанный с культом Озириса. А что касается самих рук, то как глаз означает духовное начало, руки представляют собой средство, с помощью которого духовное овладевает материальным.

Левая рука — это наша судьба, правая — наша свободная воля. Вы заметили, что в нашем черном колесе во всех случаях левая рука держит запястье правой, а не наоборот?

Этого я не заметил. Он сказал:

— Возможно, каждая пара рук представляет того, кто умер, держа колесо, как делаются зарубки на прикладах ружей или рукоятях сабель.

— От ваших колес на колесах, доктор Сватлов, у меня голова закружилась.

— Но я лишь коснулся самой верхушки! — неодобрительно заметил он.

— Похоже, что ночью мне приснятся все эти колеса. А вам они не снились?

Но он не вступил на развернутый мной красный ковер. По-птичьи склонив голову, как курица прислушивается к незнакомому звуку, посмотрел на часы и вскочил.

— Я и забыл уже, который час. Мне нужно идти. Так приятно было… — Он выскочил, не договорив, и его торопливость подсказала, что тема снов для него запретна. Возможно, он опасался, что я посмеюсь над ними.

Вечером я стоял на палубе, глядя на матросов, работавших при свете подвесных ламп. Меня удивила Дебора.

— Я вас искала, доктор Фенимор. Ее милость сейчас расплачивается за свое распутство. В нее вселился дьявол, дьявол из колеса, о котором она так много говорит! Я видела его в ее рыжих волосах. Рыжий — цвет дьявола. Доктор, а может, этот парень Мактиг тоже красит волосы хной? Ее милость сама пригласила дьявола, скрыв подлинный цвет своих волос. И я чувствую, как дьявол грызет и мою душу. Но я не поддамся! Я не из числа проклятых, он может грызть сколько угодно, но ничего не добьется. Мне не предначертано поддаться его злобе!..

Я отвел ее в тень, где нас никто не мог увидеть, и сказал:

— Мисс Бенсон считает, что колесо не действует на нее, потому что она девственница. Вероятно, вы опровергнете это, Дебора?

Она уселась на груде бревен.

— Ну, что ж, я благочестива, хотя, конечно, не девственница. Вы помните, как увидели меня в сугробе? Тогда приступ у ее милости не дал мне договорить. Сейчас я объясню.

В Глазго я вышла замуж за своего Алека. Он был беден, но оказался для меня хорошим мужем, только не хватало ему религиозности. Мы прожили пять лет и были очень счастливы. И до сих пор, наверное, были бы вместе, если бы не первый, кто вошел на Новый год.

— Первый, кто вошел? — переспросил я.

— Это не христианский обычай. На Новый год, как говорит старая вера, первым вошедшим в дом должен быть мужчина — с темными волосами и не с пустыми руками. А то, что он приносит, отвращает несчастья и предсказывает, каким будет грядущий год. И очень плохо, если первой войдет женщина или мужчина с пустыми руками, да еще светловолосый. Если так случится, можете быть уверены: Новый год не принесет вам добра. Разное бывает. Помню, как Джейн Коэн, старая дева, у которой не было знакомых мужчин, позвала своего пса Джока, сунула ему в пасть ведро с подарками и накануне Нового года выпустила за дверь. А потом он вошел и был первым, кто к ней зашел: самец, и не с пустыми руками.

Прошло четыре года. У нас заболел старый Доминик, и я присматривала за ним. Незадолго до Нового года я пошла домой, но снег шел такой густой, что не видно было даже окон соседних домов. Было предначертано, чтобы я заблудилась и не нашла вовремя дороги домой, так я позже и сказала моему Алеку. Дорогу замело, и вот когда я подошла к дому, колокол уже пробил двенадцать. И Алек не впустил меня.

Я напрасно звала его, говорила, что в такую ночь нам не дождаться первого входящего. Но Алек не впускал меня: ведь я была женщина, да еще с пустыми руками. И мне было очень холодно. Я сидела на снегу и чуть не замерзла. Там вы меня и видели своим вторым зрением, доктор Фенимор.

Я спросил:

— А почему Алек не мог выйти и тут же вернуться? Он сам стал бы первым вошедшим.

— Да, я ему это говорила, — ответила она. — Но он не обратил внимания. Он боялся простудиться, заболеть, и никто бы не выполнил его работу. Скуповат он был, мой Алек.

А холод становился все сильнее, — вздохнула она. — Сначала у меня онемели пальцы, потом ноги и нос. И я замерзла бы. А мертвая жена — большее несчастье для Алека, чем болезнь. Но Бог определил мне не такую смерть! Я снова позвала Алека, но он не слушал. Тогда я обошла дом и залезла через окно. Алек забыл его запереть.