Черное копье

Ратбор ответил, что когда-то, совсем-совсем давно, Опустелая гряда была местом, где люди добывали руду и редкие камни, вывозили мрамор для отделки королевских дворцов Юга; гномы за хорошую цену продали людям эти места, а сами перебрались в нетронутые Гелийские горы. В те годы возникли первые поселения на местах нынешних Айбора и Невбора. Люди Гондора двинулись в леса Ча за так нужной им древесиной, однако Восток сумел постоять за себя. Дошедшие до наших дней предания, заботливо сохранённые дорвагами, донесли известия о невиданных, вышедших из земли чудовищах, полузверях-полурастениях (Фолко сразу подумал об энтах). Выбравшись из своих тайных болотных логовищ, они погубили несколько десятков лесорубов, однако никого не преследовали за границами леса. Наученные горьким опытом, гондорцы оставили леса за грядой в покое, тогда же и появилось это название – Ча, что в переводе с басканского значит «подземный ужас». И по сей день об этих лесах идёт дурная слава. Говорят, будто изгнанные эльфами из Чернолесья огромные хищные пауки нашли себе приют в этих местах, будто среди деревьев там есть такие, что сами собой выкапываются из земли и бродят по тропинкам, проложенным неведомо кем, и забредают в населённые людьми области, хватая неосторожных и ломая им ветвями кости. («Хьорны, не иначе», – подумал Фолко.) А вполголоса передавались вести о делах ещё более странных. О зачарованных полянах, где в ночи полнолуний собираются на свои бдения гурры, а служащие им огромные жабы приносят туда похищенных в деревнях младенцев. Собравшиеся варят там особые тайные снадобья, поя ими украденных детей, и те навеки превращаются в рабов; или же убивают свою живую добычу и из их крови варят себе страшные яства… («Кто же это такие, гурры?» – удивился хоббит.) И если такой гурр совьёт себе подземное гнездо где-нибудь вблизи деревни, люди бросают её – он отравляет колодцы, засыпает, иссушает родники, портит хлеба, насылает страшные болезни. И горе тому, кто неосторожно столкнётся с несколькими гуррами! Сами они невелики собой, и, если гурр один, смелый и опытный охотник убьёт его, но если их пять-шесть… Нагонят, схватят и затащат под землю, где заставят ходить за корнями молодых тополей – их излюбленной пищей, а когда человек состарится – его сжирают. И ещё говорят, будто бы эти гурры копят и копят силы, чтобы в один прекрасный день выйти из своего добровольного заточения и превратить в свои владения всё Прирунье, лишив тех, кто дерзнёт противостоять им, воли и мужества, наслав обессиливающий страх. («Интересно, откуда всё это известно? – подумал хоббит. – Слишком уж смахивает на бабьи сказки!») Одним словом, никто не решался вступать в эти леса; они стояли, словно несокрушимые бастионы, ограждая с юга и востока небольшое свободное пространство между ними и Опустелой грядой…

– Кстати, а насколько она проходима? – деловито осведомился Торин.

Шаннор и воевода вновь обменялись быстрыми взглядами.

– Тропы там есть, – медленно проговорил старейшина, – но вам их так просто не найти… Гряда велика, а тропы – тайные.

– А почему она именуется Опустелой? – с важным видом справился Малыш, как будто от её названия зависело невесть что.

– Потому что оттуда ушли гондорцы и во всей округе стало необычайно тихо и пустынно после многих лет их напряжённого труда, – пожав плечами, ответил Шаннор.

Торин уже раскрыл рот, чтобы спросить ещё что-то, касающееся дороги до гряды, но тут встрял Фолко.

– А Небесный Огонь? – вдруг спросил он. – Слышали ли вы что-нибудь о Небесном Огне?

– Конечно, – кивнул головой старейшина. – В молодости я сам видел его падение, а кроме того – наверное, вам это будет интересно – мы узнали, что ваш Олмер почему-то очень интересуется им.

– Всё очень просто, – продолжал Ратбор. – Во время боя мы освободили нескольких рабов, что арбалетчики гнали с собой скованными. Мужчины посильнее тут же похватали какое ни есть оружие и пошли сводить счёты; и полегли все, потому что бились, как бешеные, не щадя ни врагов, ни, увы, себя. Уцелел лишь один, жестоко израненный. Когда его несли к лагерям, я сам слышал, как он прохрипел: «Небесный Огонь! Ждите главного около Небесного Огня!..» – и лишился чувств.

– Гей, Гердар! – распорядился Шаннор. – Сходи посмотри, как там тот освобождённый, которого ранили.

Прислуживавший за столом мальчик поклонился и поспешно выбежал на улицу. Разговор невольно пресёкся. Прошло несколько минут, и запыхавшийся посланец появился на пороге.

– Пришёл в себя и говорить хочет, просит кого-нибудь из старших позвать, – произнёс он на всеобщем языке, медленно и с запинкой.

– Что ж, идём, – сказал старейшина и поднялся, тяжело опираясь на резной посох.

На улице царило радостное оживление. Как пояснил Ратбор, готовился пир в честь победы. Мужчины восторженно и восхищённо рассказывали что-то охавшим женщинам и сбежавшейся со всех концов шустрой ребятне. И хотя кое-где слышались рыдания и причитания по не вернувшемуся из боя мужу, сыну или отцу, радостных криков и смеха было куда больше.