Черное кружево, алый закат

Что одновременно умилило и напрягло Алексея. Она явно не относилась к тому типу радушных хозяек, которые готовы накормить любого, а частный детектив явно не попадал в категорию «дорогого гостя»! И раз она так расстаралась, то…

Алексею виделся в этом умысел, виделась попытка отвода его детективных глаз. Но он виду не подал, охотно согласился поужинать и нахваливал кулинарное искусство хозяйки изо всех сил. В отсутствие мало-мальски внятных гипотез он решил копать по всему полю. Вдруг что-нибудь и накопает интересное!

Сидя за столом в комнате, Кис незаметно оглядывался. Квартира была однокомнатной. Низковатый раскладной диван, на котором он восседал, превращался, без сомнения, по мере надобности в место ночлега – или в сиденье для гостей. Два книжных шкафа – один из них с секретером, – комод с ящиками возле дивана, небольшой гардероб да раскладной стол, за которым они ужинали, – вот и вся обстановка.

В ее квартире пахло, помимо съестного, как-то особенно, пряно: корица, гвоздика, имбирь или что-то в этом роде. Но вскоре Кис определил источник запаха: на одной из полок догорала душистая палочка, роняя серый пепел, похожий на сигаретный, но более тугой, в специальную деревянную подставку. Девушка увлекается Востоком? Или мистикой?

На комоде стояло две фотографии в тонких рамках: Кира в обнимку с каким-то молодым мужчиной. На одной они на даче, на веранде, на другой оба с лыжами на фоне снежного склона: явно горнолыжный курорт.

На этих снимках Кира казалась немного младше и намного счастливей. Лицо открытое (и челки на глазах нет), радостное, доверчивое, щечки по-детски округлые. Чего никак не скажешь о Кире нынешней. Несмотря на ее спортивную фигуру – наверняка в спортзал ходит, мускулы хорошо очерчены, – она казалась несколько изможденной, погасшей. Что изменилось в ее жизни, что произошло? И кто этот мужчина? Он казался – если можно доверять снимкам – немного старше Киры…

– Ваш брат? – простодушно спросил детектив с набитым ртом. – Вы похожи вроде как.

Их сходство ограничивалось темным цветом волос, не более того, но это тактика у детектива такая хитрая: под простачка работаем!

Она поднялась, повернула фотографии к стене.

– Это личное, – произнесла Кира холодно. – Вас не касается.

– Ммм… Очень вкусная курица… Сами готовили?

– А кто же еще?

– Мало ли. Мама, подруга.

Кире почему-то не шел образ женщины, умеющей хорошо готовить. С ее внешностью – с ее диковатой красотой, с ее хрупкой, словно надломленной грацией, ей бы больше подошел образ актрисы театра или поэтессы, которая стряпать не любит и не умеет, да и вообще мало приспособлена к жизни.

– Сама, – хмуро ответила Кира.

– Можно еще водички? – Кира никакого алкоголя к столу не предложила, только бутылку минеральной воды. – Меня все касается, Кира. Я расследую убийство.

– Мои личные фотографии к нему не имеют отношения!

– Если к убийству не имеете отношения вы, – сухо заметил Кис, – то и ваши фотографии не имеют. Однако же если вы к убийству отношение имеете…

– Какое я могу иметь отношение к смерти Кости? Зачем мне? И потом, мы в ресторане были в это время!

– Положим. Тогда зачем вы солгали Степану, что вас Дранковский нанял шпионить за ним?

– С чего вы взяли?! – оскорбленно вскинула она голову.

Кис старательно жевал пищу – выдерживал паузу. Кира сверкала глазами. И что же она ими так сверкает, интересно?

Рассказывать ей, как он по первому взгляду на лицо ее крестного понял, что тот по мелочи ни действовать, ни врать не станет, Кис не взялся. Его умение читать по лицам никому не объяснить. Люди, которым неведомы такие способы чтения (а их подавляющее большинство), его не поймут. Сказать им, к примеру, что некий чиновник, чью физиономию показали в телевизоре, есть вор по той причине, что у него это на лице написано, – то они скорее детектива запишут в сумасшедшие, чем ему поверят! Даже если через некоторое время чиновника за воровство и посадят… А уж тем более в наше время, когда развелось столько «гуру» и прочих шарлатанов: одни уверяют, что вашу ауру видят, другие – ваше будущее, третьи – тайные болезни… На подобном фоне уже просто неприлично признаваться в том, что ты способен воспринимать что-то такое, что недоступно остальным.

– Я же детектив, Кира! – ответил он уклончиво.

Такой ответ тоже был результатом его секретного знания: фраза, которая практически ничего не значила, производила впечатление на людей. Что-то им суровое слышалось в ней, что-то ими домысливалось фатальное, как приговор.

Кира не стала исключением. Она смутилась, отвела глаза.

– Ну… – протянула она.

Кис подождал.

– Это мой бойфренд, – проговорила она наконец. – Бывший.

Она говорила неправду. Слишком много мучений вокруг ничем не примечательного факта существования в ее жизни бывшего «бойфренда». У кого из нынешних девиц его нет или не было? Впрочем, смутиться она могла и по другой причине: она отвечала не на последний вопрос детектива, а на предыдущий – видимо, он показался ей проще.