– И что с того? Может, ты хочешь сказать, что это он девочку?..
– Может и хочу.
– Ну, ты даешь! Объясните, товарищ командир!
Выслушав Степанова, Игорь запустил пальцы в свою густую шевелюру.
– Мы же онаниста и импотента искали! Этого не может быть…
…потому что не может быть никогда, – подсказал Константин. – Упертый ты товарищ.
– Все равно не верю!
– Мы не в церкви, Игорек!
Матвиенко помолчал. Потом исподлобья глянул на Степанова.
– Костя. Если подтвердится причастность Кислицына и моя справочка попадет к большому начальству…
Степанов вздохнул.
– Да брось ты. Никуда она не попадет. Я друзей не подставляю. А вообще – самого бы тебя… в извращенной форме!
Кравец примчался наутро. В кабинет ввалился разгоряченный.
– Привет, господа детективы! Дырки для орденов на кителях провертели?
– Какие дырки? – проворчал Матвиенко. – Курочка в гнезде, а яичко…
Но Кравец его не слушал.
– Это ты, Костя, нарочно все подстроил! Потому что чокнулся на своих «Москвичах»! Как же вы его сразу не зацепили?
– Он себе подготовил убедительное алиби, – скупо объяснил Степанов.
– Да черт с ним! Главное, что в цвет, я чувствую, в цвет! – Кравец довольно потирал руки. – Как реализуем разработку?
– Тут ничего не намудришь. – Константин пожал плечами. – Надо слегка обсосать и брать за жабры.
«Обсасывание» начали с родственников и знакомых подозреваемого. Матвиенко, тихо страдавший из-за своего «не может быть», беседу с женой Кислицина взял на себя. Степанов усмехнулся:
– Тебе, как старому знакомому да еще шефу такого внештатничка, и карты в руки.
Где и как обрабатывал Игорь супругу фигуранта, неизвестно. Но через пару часов он явился серьезный и загадочный. Информацию, и вправду, добыл весьма значимую. Душевному Матвиенко женщина поведала семейную тайну.
Год назад из Удачинска к ней приезжала погостить сестра. Как-то, вернувшись с работы, жена Кислицина обнаружила в доме погром. Окровавленный муж пребывал в странном состоянии: будто никак не мог очнуться от какого-то транса. Сестры вместе с чемоданом и след простыл. Криками и расспросами супруга от Григория ничего не добилась и не на шутку перепугалась. Хотела даже звонить Матвиенко, но муж, словно проснувшись, вырвал у нее телефон и разбил его об пол. Потом, слегка придя в себя, рассказал, что произошла ссора и обиженная гостья скоропалительно уехала.
Не удовлетворившись объяснениями, жена на следующий день позвонила сестре – та должна была уже добраться до дому. И услышала такое!..
Оставшись с гостьей наедине, Григорий сперва бесцельно слонялся по квартире, все больше напоминая сомнамбулу. На вопросы не отвечал и сам на себя становился не похож. Гостья встревожилась. А, взглянув в глаза хозяина, попятилась к двери. Но Григорий, метнувшись через комнату, преградил ей дорогу. Его пальцы вцепились в жертву. Блузка затрещала, на пол посыпались пуговицы.
Женщина отбивалась, как могла. Теряя сознание от сыпавшихся на нее ударов, она увидела перед собой не шурина Гришку, а безумное существо с мертвыми глазами. Вид монстра, проглянувшего сквозь знакомое обличие, напугал до смерти и придал сил. Оторвав от горла сдавившие его пальцы чудовища, жертва вырвалась и вскочила на ноги. Под руку подвернулась табуретка. От удара по голове Кислицин рухнул на пол.
Из-за этого случая у Кислицина чуть не случился развод. Но он ползал перед женой на коленях, и она осталась – ради детей…
– Ну, что, завтра с утречка и вяжем тепленького? – предложил Кравец. – Часов этак в пять. Спозаранку психологический эффект сильнее.
– Годится, – согласился Степанов.
Кислицын ни о чем не спросил нагрянувших к нему в неурочный час милиционеров, молча собрался и пошел к двери. Встрепанная со сна супруга, кутаясь в халат, жалась в углу и тоже не проронила ни слова.
– Ничего не знаю, никого не трогал. – Задержанный твердил это снова и снова, почти без интонации, как машина. Он сидел на стуле, сгорбившись и глядя в пол. Слова оперативников будто не касались его сознания. Кравец подошел и навис над ним.
– Вышака решил намотать?
Кислицын на мгновение будто проснулся, быстро ответил: – Вышака сейчас не дают.
– Соображаешь! Значит – есть за что?
Но задержанный опять погрузился в сон наяву. С ним творилось непонятное. Кожа лица темнела на глазах, приобретая густой коричневый оттенок, губы исчезли, превратившись в две едва различимые белые нитки.
– Ни-че-го не зна-ю, ни-ко-го не тро-гал…
Степанов вдруг вспомнил рассказ Кати и понял, кого видит перед собой. По ее словам, в тот роковой вечер она оказалась в руках странной и страшной механической куклы, глядящей словно вовнутрь собственного отключившегося сознания. Вот этого самого существа, скорчившегося сейчас на стуле.