Первые потрясения, высвободившие лавину, пришли, когда в Грузии началось движение за независимость между 1989 и 1991 годами. Грузинские националисты, одержимые угрозой вмешательства со стороны России, заняли жесткую позицию по отношению к собственным некартвельским меньшинствам. В Южной Осетии, где живут потомки сарматов-аланов, шли бои. Летом 1989 года грузинское правительство постановило, что в Сухуми, столице Абхазии, наряду с недавно учрежденным Абхазским университетом должен быть учрежден филиал Тбилисского университета. Это спровоцировало студенческие протесты, которые вскоре вылились в этнические столкновения на улицах Сухуми и расположенного к югу от него города Очамчира.
Под давлением далеких событий в Тбилиси и Москве вся социальная структура Абхазии начала деформироваться. Советский Союз распался в 1991 году. В Грузии вспыхнула гражданская война. Руководство Абхазии начало переговоры с другими северокавказскими народами о формировании конфедерации и военного альянса и объявило, что хочет восстановить частичную независимость 1920‑х годов. Затем в августе 1992 года грузинские вооруженные силы атаковали и заняли Сухуми. Грузинская Национальная гвардия была мобилизована по всей территории. Абхазское правительство избежало ареста в столице и бежало вдоль по побережью на север, в Гудауту, откуда призвало к сопротивлению. На помощь абхазам прибыли вооруженные добровольцы из числа горных народов Северного Кавказа – кабардинцы, чеченцы, адыгейцы и дагестанцы, а также части из большой абхазской диаспоры в Турции. Война началась.
Абхазов поддерживали не только добровольцы, но и большинство некартвельского населения, но исход дела решила негласная российская интервенция. С очевидной целью ослабить независимость Грузии и утвердить гегемонию Москвы на Северном Кавказе русские снабжали абхазскую сторону тяжелым вооружением и поддерживали их наземные войска авиационными налетами.
В конце концов грузины были отброшены назад за Ингури в сентябре 1993 года. В первой фазе войны грузинские и мегрельские вооруженные формирования вырезали или выгоняли абхазов в подконтрольных им районах; позднее, когда началось контрнаступление, абхазы по мере своего продвижения гнали перед собой примерно стотысячную массу отчаявшихся картвельских беженцев. Обе стороны чинили кровавые бесчинства, разрушали и часто разграбляли города. На юге грузины по пути своего отступления уничтожали деревни и засеивали поля минами. Мертвых – погибших в боях, убитых в собственных домах или павших жертвами голода и холода при попытке бежать через горы – так никогда в точности и не сосчитали, но их число определенно составило многие тысячи.
Абхазы стали “хозяевами в собственном доме”. Но дом этот был без крыши, и они одиноко бродили по его опустевшим комнатам.
Через девять месяцев после изгнания грузинских войск из страны министр печати и информации Республики Абхазия сидела в своем крохотном, бедном кабинете, по‑видимому, все еще пораженная, что оказалась здесь. Раньше доктор Нателла Акаба была историком; темой ее диссертации была “Колониальная политика английского империализма в Катаре”. Она сказала задумчиво: “В брежневские времена я была из тех людей, кто слушал Радио «Свобода» и думал, что демократия будет такой естественной, простой вещью. Теперь я понимаю, что в реальной жизни все гораздо сложнее”.
Дверь ее была сломана и расколота; прежний замок, вырванный солдатами-мародерами, заменен ручкой, подобранной где‑то в развалинах по соседству. В этом отношении ей повезло больше, чем министру образования, сидевшему в нескольких улицах от нее. Ему, чтобы проникнуть в собственный кабинет, приходилось просовывать руку в щель, рассекавшую дверь, и тянуть. Изнутри он закрывал дверь при помощи бумажного клина на бечевке, протянутой сквозь отверстие.
Только у министра экономики, захватившего кабинет в старом университетском здании, был настоящий замок: внушительное современное кодовое устройство с кнопочной панелью. Это не означало, что он держал у себя в кабинете деньги – денег не было. Доктор Акаба и весь штат ее министерства, состоявший из пятнадцати юношей и девушек, не получали зарплаты вообще. Им полагалось по бесплатному обеду в столовой и по буханке хлеба в день. В виде специальной привилегии министру выдавали на служебные расходы 15 долларов в месяц для исполнения должностных обязанностей.