Черное на черном (ЛП)

«Все мы можем приносить жертвы, Мириам. Блэк - тоже. Но в конце концов мы можем быть лишь теми, кто мы есть на самом деле. В конце мы можем быть только самими собой, Мириам...»

Я знала, что голос прав.

Я знала, что он прав и насчёт Блэка.

Я открыла глаза, уставившись в изборождённый тенями потолок.

Я лежала в его постели, под его одеялом... в его комнате.

Я задавалась вопросом, пришла ли я сюда по причине.

Чтобы попытаться и вновь усилить эту связь.

Я теряла его. Этого ещё не произошло, но я ощущала приближение этого, как и говорил голос. Я видела это в своём сознании как свет, мерцающий на горизонте и приближающийся всякий раз, когда я отворачивалась. Они хотели забрать его у меня.

Я не знала, почему они хотели нас разлучить, но я осязаемо ощущала это.

В наружном мире различия оставались невидимыми.

В наружном мире он все ещё был Блэком. Я все ещё говорила с ним почти каждый день. Ничто в нем не ощущалось иначе, вообще ничего, что я могла бы заметить, пока он бодрствовал. Он все ещё утверждал, что всего лишь выполнял ограниченный по времени контракт. Шесть месяцев, затем он свободен.

Но как и говорил голос в уголке моего сознания, я знала, что все не будет так просто.

Я знала, что на самом деле они не собираются его отпускать.

«Блэк?» - я крепче поджала челюсти.

Я не хотела его отвлекать. Я знала, что могу подвергнуть его опасности, учитывая только что увиденное, но как и сам Блэк, я сомневалась, что Йен придёт. Счастливчик послал его охотиться на лоха - вероятно, просто потому что мог это сделать, и чтобы поддерживать Блэка в усталом, стрессовом состоянии.

Я также знала, что это не может подождать до завтра.

«Блэк? Ты там? - я слегка поддела его своим сознанием, уже резче. - Эй, мне надо с тобой поговорить. Ты там? БЛЭК».

Я почувствовала, как его сознание медленно просачивается вокруг меня, обвивает меня, окутывает жаром, светом и привязанностью. Я также ощущала там насторожённость и то, что его сознание оставалось разделённым, наполовину сфокусированным на полу кафедрального собора под стволом его винтовки-транквилизатора.

Более того, я ощутила, что он притворяется, будто спал, будто я его разбудила.

Он сделал это, чтобы приободрить меня, я знала. Он также сделал это, чтобы я не задавала вопросов.

Впрочем, это не приободрило меня. Ни капельки.

«Привет, детка, - послал он, и его мысли звучали сонно. - Как дела?»

Меня омывала теплота, жидкая привязанность.

«Боги, я уже твёрдый, - он сказал это игриво, притягивая меня, но я ощутила искру правды в его словах. Когда я не ответила, его мысли сделались резче. - Что такое? Что не так, Мириам?»

Я подавила свою реакцию на такое сильное ощущение Блэка.

Я также подавила свою реакцию на его откровенную ложь.

Покачав головой и не ответив ему по-настоящему, я уставилась в тёмный потолок, лишь смутно освещённый луной. Здесь, в его пентхаусе, я находилась достаточно высоко, чтобы сюда не доставал свет других зданий.

«Ты в моей квартире?» - послал он.

Этот жар в нем усилился, обвиваясь вокруг моего тела.

Когда я закрыла глаза, впуская его, его присутствие сделалось более тянущим, его тоска превратилась из средства отвлечения для меня в более настоящее чувство. Эта тёплая привязанность превратилась в ноющую боль, которую Блэк называл «болью разделения».

Он говорил, что видящие испытывают такую боль, когда хотят секса.

Он говорил, что иногда дело даже не в сексе - такая боль может возникать из-за привязанности или просто желания более глубокой связи с кем-либо, сексуальной или нет. Дети, слишком рано разлучённые с родителями, тоже испытывали эту боль. Братья и сестры, потерявшие братьев и сестёр, тоже могли её испытывать. Ей подвержены близкие друзья, а также любовники и семья.

Он говорил, что эта боль может являться более общим желанием привязанности, связи, физического контакта. Он говорил, что иногда это может относиться к конкретному человеку.

В нашем случае, как признался Блэк, было и то, и другое.

Теперь я почти привыкла к этому ощущению.

В отличие от обычной физической боли эта ощущалась скорее как смутная смесь боли, желания и даже одиночества. Иногда эта боль становилась такой сильной, что я не могла есть. Я помнила, что испытывала такое, когда умерла Зои. Я помнила, как училась сдерживать это после смерти родителей.

Чем бы это ни было, в последнее время это становилось хуже. Для меня, по крайней мере.

«Боги, Мири, - послал Блэк, как будто услышав меня. - Ты понятия не имеешь, бл*дь, как сильно мне хочется быть там...»

Его слова вновь вызвали воспоминание о том, что я видела буквально минуты назад.

«У тебя там день?» - спросила я.