Черное озеро (СИ)

Голос Амура звучит тихо и задумчиво. Меня раздражает, что он думает об Инессе этим прекрасным ранним утром, а мое бессилие лишь подливает масло в огонь. Отвечаю честно, не пытаясь пощадить его чувства к бес знает кому.

— Да.

Чем она достойна его внимания? Дело во внешности или том, что она его ни во что не ставит?

Амур хмурится и оставляет оружие, а после опускает голову на руки, зарывая пальцы в волосах.

Я так устала от всего этого.

Может эта мерзкая девка помрет и место в давно заледеневшем сердце Амура наконец-то освободится?

— Ты изменился. — зачем-то вслух подмечаю я, о чем тут же жалею. Амур вздыхает, не поднимая глаз.

— Просто ты никогда не знала меня по-настоящему.

Я не заметила, как к нам подкралась Инесса и Катунь. Смеясь, они садятся на бревно напротив.

Отдала бы все, чтобы стереть улыбку с ее лица.

— Ты чертовски умна. В вашем мире все такие? — льстит ей Катунь. Амур поднимается, всячески игнорируя всех вокруг. Я встаю вслед за ним, пытаясь подобрать правильные слова. Но их нет. Я всё перепробовала.

— Собирайтесь. Нам пора выдвигаться.

***

Большая половина дня прошла в монотонной тряске меж хвойных деревьев. Ветер усилился, пробираясь под одежду незваным гостем. Живот урчит от голода. Мы давно не останавливались на отдых. Конь устало шагает вслед за серой кобылой Амура, спотыкаясь о особенно большие еловые корни. Любимый не дал мне себя перевязать, допуская к своей персоне лишь Хастаха.

И Инессу.

Злость начинает закипать глубоко в груди. Мален недовольно вздыхает, видимо, поняв, куда устремлен мой взор.

— Почему ты ее ненавидишь? — он говорит тихо. Голос сливается с топотом животных. Горблюсь от усталости, продолжая разглядывать широкую спину возлюбленного, представляя, как за ней сидит она.

— Она забрала у меня все, не прилагая никаких усилий.

Сжимаю уздечку до боли в суставах. Мален ерзает. Наверное, ему не удобно сидеть из-за подстреленного бедра.

— Она ничего не забирала. У тебя уже давно его нет. Сейчас у тебя есть лишь ты, но ты забываешь об этом.

Я подгоняю жеребца, но лишь потом понимаю, что это не поможет мне избавиться от назойливого компаньона. Распутин только вошел в раж обсуждения тем, которые я не желаю держать в голове, не то, чтобы обмусоливать их.

— Не хочешь обговорить то, что между нами было? — недовольно вопрошает он, видимо, совсем загибаясь со скуки. В голове сразу всплывает перечень всевозможных ответов на его вопрос.

Было что? Ничего не было.

Было то, чего я желала с совсем другим человеком.

Я искала утешение в объятиях такого же неудачника, как я.

Мален не выдерживает затянувшейся паузы, потому задает еще один вопрос, ни коем образом не облегчающий мою задачу:

— Ты сделала это потому, что тебе нравлюсь я, или тебе нравится заставлять его чувствовать себя более брошенным, чем ты?

Я выбрала самый легкий вариант из всех возможных — солгала. Себе и ему.

— Мален, ты всегда мне нравился. Я думала, что ты знал об этом.

Распутин вдыхает, явно не удовлетворенный моим ответом. Глупо было пытаться обмануть его, если я даже на миг не могу заставить поверить в это себя.

***

Просыпаюсь с назойливым звоном колоколов. Старшая сестра-монахиня Агуль раздвигает тяжелые ночные шторы в нашей небольшой спальне. Мигом, этот день начинается сразу же для одиннадцати моих соседок. Солнечные лучи настойчиво пробиваются сквозь витражные окна и распадаются на бесчисленное множество цветовых пятен абсолютно повсюду. Агуль, женщина средних лет, что резво расправилась с занавесками, встала посреди спальни, светясь радостью. Ее большие глаза со скопившимися морщинками в уголках, оглядывают каждую присутствующую ученицу. Сегодняшний день последний, когда мы встретили его не полноправными монахинями. Завтра нас ждёт посвящение.

— Девочки, встаем. — протягивает дама. Ее приятный теплый голос всегда ассоциировался с чем-то родным и домашним.

Забавно, ведь у меня никогда не был дома.

— Сегодня вечером, после богослужения, мы устроим небольшой праздник в честь окончания вашего обучения.